Огни Вегаса были настолько яркими и ослепительными, что ему пришлось надеть темные очки.
Ладно, не только поэтому.
Ульрик считал себя самым хитрым человеком на свете. Сколько там стран гонялось за ним? Интерпол? Тайные приказы ООН? Всемирная полиция нравов и деяний? Испанская инквизиция? Штерн узнавал о намерениях спецслужб в новостях, и даже те информаторы, которых он подкупил и держал на привязи этой долларовой веревкой, иногда опаздывали с данными. Во всяком случае, как сказал Майк, сегодня его никто не собирался ловить в Вегасе, поэтому если босс захочет расслабиться, то сейчас – самое время.
Ульрик улыбнулся. В очках отражался город, полный огней, людей, игр и спекулянтов. Он хорошо знал, что все продаются и все покупаются, но некоторые находят в себе смелость делать это открыто, а некоторые, – политики, к примеру, или владельцы новостных агрегаторов, новое лицо Apple или сын Гейтса, унаследовавший право на Microsoft, которым уже, если честно, никто и не пользовался почти, - боялись признаться, за сколько нулей в чеке готовы подставить задницу.
В принципе, он скрывался тем, что почти не скрывался. Никто не знал, как он выглядел, и лишь общие приметы выдавали в нем того самого Штерна. Ульрик гадал: что думали его бывшие сослуживцы, слышавшие по Youtube,в роликах дешевых обозревателей, его имя? Не вспоминали ли они никого, не чувствовали какой-то подвох? Но, может, ничего такого они и не думали, не слышали, не узнавали. Может, они все были уже мертвы.
Как он, например.
Когда-то Ульрик, будучи другим, совсем другим человеком, запертым сейчас скелетом в шкафу, услышал дурацкую фразочку от очередного дезертира: «родина тебя бросит, сынок». Он лишь отмахнулся и фыркнул – ну да, от таких мудаков, как ты, нетрудно отвернуться. Однако же, когда его маленький корабль плавал в японских водах, когда в нескольких метрах от него начал в воде разлагаться Костик, когда его рука перестала двигаться окончательно, глаз повис на нитке из лица, а в небе не было ни одного разведывательного самолета, он по-другому отнесся к своей роли брошенного сынка. Вернее, уже не совсем он. По крайней мере, ему, погибающему, застигнутому врасплох штормом, который нес его лодочку к неизвестным берегам, как и его полутруп, было уже все равно, что там будет завтра или послезавтра – ты попробуй посиди три дня без еды и воды в практически одной и той же позе, зажатый со всех сторон смятыми железками.
Ульрик поправил протезом в перчатке чуть съехавшие с носа очки. Он выбрался, а он – нет. Пусть сидит внутри и вспоминает Костика, Лукаша, Анри, всех этих пидоров, в которых он был то тайно, то открыто влюблен, и которые, в итоге, от него отвернулись. Отличная судьба для того, кому уготовано забвение.
Он же, Ульрик, жил. Он направлялся в одно премилое местечко – уже не помнил, кто посоветовал, но говорили, что девочки в этом доме терпимости (ко всему, видимо) могли выдержать даже его напор. Ульрик не стал уточнять, что девушки после секса с ним обычно не выживали – умирали в процессе либо перед самым концом, а он потом волшебным образом исчезал до того, как все заметят. Ульрик мастерски умел делать так, чтобы жертва не вопила.
Поулыбавшись и переведя на счет администратора неплохую сумму, которая давала ему в распоряжение девушку на часа три, может, четыре, со всеми увеселительными дополнениями, он зашел в комнату. Она, в отличие от тех, к которым он привык, не изобиловала вульгарным красным цветом. У окна сидела девушка – и что-то внутри предательски дрогнуло, когда она обратила свой взгляд на него.
Дернулось – да и только.
Ульрик закрыл за собой дверь, снял очки и перчатки, скинул с плеч плащ прямо на пол. Он с предвкушением улыбнулся, глядя единственным зеленым глазом вперед.
- И как нас звать? – (не)дружелюбно спросил Штерн, плюхаясь на кровать. В груди опять что-то затрепыхалось, и он с неудовольствием взглянул вниз – это еще не было возбуждением, да и откуда бы ему взяться?
И что это тогда?
[nick]Ульрик Штерн[/nick][status]~[/status][icon]https://sun9-70.userapi.com/c845220/v845220386/199263/c7lrstsI3Ho.jpg[/icon]