Сарцелл был пьян, Сарцеллу было хорошо. Девушка, имя которой он не знал, сидела у него на коленях; тонкая накидка, одетая не по погоде, уже давно покоилась на полу. За что он любил девочек из «Эйфоритариума» - они каким-то волшебным образом, наверняка магией, умели раздевать его так, что он не замечал, как оказывался нагим. Все остальное, слава Бройе, замечал, и за это Сарцелл тоже был им, девочкам, благодарен.
Он никогда не знал, как к ним обращаться и как их называть. Все-таки шлюхи – это уже что-то философское, с работой мало связанное; кого могли назвать шлюхой? Продажного человека, причем продажного неожиданно, в самое неподходящее время. Проститутка? Как-то провинциально. Для выпуска новостей, а не для культурного развлечения. Другие слова казались еще более неподходящими: то анахронизмы, то ругательства, то еще что. Сарцелл же хотел найти что-нибудь нейтральное с милым оттенком… «котята», например.
Так вот, один такой котенок уже стянул с него все, кроме штанов, и когда он, обаятельно улыбаясь, снял девушку с себя, чтобы раздеться окончательно, в дверь вломился мужчина. Сарцелл взглянул на него… ну, а как можно смотреть на человека в такой момент? Когда ты уже расслабился, предвкушая оплаченный час удовольствий, руки буквально замерли на шнурках штанов, в общем, счастье не за горами, а тут кто-то тебе мешает. Сарцелл на секунду пожалел, что не носил мечи в бордели – иначе раздражитель был бы мгновенно ликвидирован.
- Это моя жена! – прорычало пьяное животное, тыча пальцем в дилера счастья. – Если бы я только знал!..
- Этот котенок не может быть твоей женой, - ответил Сарцелл спокойно. – Дядь, покинь помещение.
Негласный закон ордена Бройе гласил: пизди всех, кого догнал, а кого не догнал – запомни, догони потом и закончи начатое. Не то чтобы он хотел хоть на слово отступать от этой нерушимой догмы, ставшей для него смыслом и образом жизни, но не здесь же? Проституточные не были оборудованы под такого рода веселье, а платить за себя и за этого парня Сарцеллу не хотелось. Поэтому он вздохнул, бросил на голую грудь девушки свою рубаху и вышел из комнаты, надеясь, что этот инцидент не вошел в оплату.
- Этот котенок, - продолжил он, как ни в чем не бывало, мило улыбаясь, - на сегодня мой, даже если она твоя жена. Так что проваливай, пока целый.
Чем были хороши пьяные животные – их поведение можно было предугадать практически безошибочно. Ревнивый муж, который, скорее всего, обознался, потому что Сарцелл не верил, что в такие заведения не брали замужних дам, занес кулак – но ударить не успел. Кем бы он был, черт побери, если бы не перехватил настолько очевидную атаку? Кулак в его руке захрустел, пьяное животное взвыло и попятилось. И, казалось бы, привычные работницы «Эйфоритария» не должны были на это реагировать, но Сарцелл забыл, что в таких местах легко найти девушек, любящих развлечься с другими девушками, зачастую – как бы в тайне, и вот они-то при виде назревающей драки закричали. Коротко, правда. Но звонко.
Начиная злиться, Сарцелл взял мужичка под руки, довел его, вяло отбивающегося и лепечущего что-то про кару и «я тебя запомнил, чмо ушастое», до двери, и вышвырнул, как мусор. Когда он обернулся, чтобы провозгласить очередную победу здравого смысла над никчемной материей, он увидел другую женщину – ту, которую не мечтал увидеть больше, не ожидал увидеть больше. Сердце упало в живот, дыхание сбилось, перед взглядом возник туман, и Сарцелл не видел ничего иного, кроме нее. Шерсть на хвосте вздыбилась; он распушился и стал похож на большую белую метлу.
- Ты же умерла, - прошептал он, боясь подойти ближе. Мертвые, насколько он знал, не попадали в Сказку. И не обрастали такими же кошачьими атрибутами, как у него… Так, подождите-ка. Подождите-ка. Стоп. – Это что, хвост?..

У нее был другой голос.
Сарцелл моргнул, его хвост дернулся в сторону, чуть задрожал, как будто он весь вдруг попал в ледяную тундру. Его сердце зашлось быстрым стуком – он не помнил, когда так было в последний раз; из-за этого дыхание перехватило еще больше. Едва удержавшись от порыва положить ладонь на грудь, чтобы проверить ее на целостность, фейри пристальнее всмотрелся в девушку впереди, как если бы хотел разрезать ее этим взглядом и изнутри посмотреть, ошибся он или нет. И хотя горькое осознание ошибки уже проникло в его душу, он до последнего не хотел в это верить.
Это было, в конце концов, слишком жестоко даже для Сказки – показать ему его единственную любовь, а потом сделать ее другим человеком. Человеком, что не помнил ни его, ни их длинные жаркие дни, ни их холодные ночи, ни их чувства – человеком новым, прожившим другую жизнь, никогда не сталкивавшимся с тварью, что звалась Сарцеллом.
А еще она, судя по всему, была не рада его видеть. Какая жестокость! Он тут, значит, чуть ли не умер, увидав ее, а она была недовольна! Кот сглотнул, все-таки подошел ближе, не чувствуя алкоголя так, будто ни капли не употребил за вечер, что было бы неправдой. Голову, впрочем, вело. Он знал правду – и не верил. Он одновременно пытался жить в двух реальностях, которые вмещались в одну вселенную: там, где была незнакомка, похожая на его единственную, и там, где это действительно была она. Но реальность, какой бы она ни была, ревновала к другим параллельным реальностям, поэтому приходилось жить в одной – в той, которая теперь нравилась Сарцеллу сильно меньше.
- Какие же я успел доставить проблемы твоим… вашим девочкам? – чуть дрожащим и тихим голосом спросил он. Его белые брови уже сложились жалобным домиком. Мир, который он привык видеть, трясся и шатался, вот-вот собираясь плюхнуться куда-то вниз, в бездну, и сломаться. – Я… Я обознался, наверное. Да, обознался… Не убивал, конечно. Но… Эм… А вас как зовут? Вы тут главная, что ли? – спросил он с самым тупым выражением лица, на которое был способен.
Это спасало его от того, чтобы не разрыдаться.