Солнце палило нещадно. На небе ни намека на облако. Ситуацию усугубляло отсутствие ветра. Она недолюбливала такую погоду. Бледная, практические белая кожа требовала хоть капли тени, но до заброшенного дома было ещё метров четыреста, если не больше.
Эреда тащилась в конце процессии, состоявшей, пока что, из трех человек. Одетая крайне непривычно в серый костюм, который делал её более тощей и высокой, она прям чувствовала, как ей сейчас не хватает ярких красок на теле и воздуха.
Мужчина, что шел самым первым – местный фермер, небольшого роста коренастый мужчина с широкими плечами и неестественно короткими ногами. Его лицо украшали пышные усы, скрывавшие верхнюю губу, череп же чуть ли не блестел на солнце от отсутствия всякой растительности. Он с опаской посматривал через плечо на Эреду.
Знает?
Долго выдерживать взгляда её рубиновых глаз мужчине не удавалось, и он вновь устремлял взор к дому.
- Её детишки нашли.
Он вытер мокрый лоб грязной бело-серой тряпкой, тут же в неё и высморкавшись.
- Дом давно заброшен. Я ещё юнцом был, оттуда семья съехала. Быстро так, даже вещи не все собрали. Странное дело было.
Эреда убрала выбившуюся из слабо затянутого хвоста прядь волос, понимая, что вот таких совершенно ненужных подробностей будет ещё сотня.
- Сначала к дому не подходил никто, а потом ребятня, хоть им и запрещали строго-настрого, потянулись туда. Вы же знаете этих детей.
Не знаю. Помолчи хоть минуту.
- Так вот, утром прибегают, в слезах, кричат, - фермер покачал головой, - ну я и пошел проверить. Прихожу, а там она. Я-то думал, что их так напугало. До сих пор по углам сидят.
Мужчина замолчал, словно задумавшись, хоть и подошел к основной части истории. Не про то, сколько на ферме животины, не про то, сколько у Гретты детей в этом году родилось, а именно к тому, для чего они в этот слишком жаркий день сюда приперлись. Эреда оскалилась, показывая острые зубы. И как не вовремя именно в этот момент коротышка повернулся в их сторону, тут же споткнувшись обо что-то под ногами. Чертыхнувшись, он отвернулся, но Эреда видела, как он сглотнул.
- Ох…  - мужчина мотнул головой, пытаясь вернуться в привычное состояние, - Элоиза красивая девка. Статная, - он замолчал на несколько секунд, а потом добавил, - была.  Замуж собиралась.
Фермер тяжело вздохнул. Эреда же радовалась приближению дома. Спасительное укрытие от солнца близко.
- Только вот за дней пять до свадьбы вдруг заявила, что любит другого, представляете? Уж тогда Родерик и напился. Драться ко всем лез. Говорил, что убьёт эту чертову суку.
Усач осекся, понимая смысл сказанного. Эреда усмехнулась.
- А потом и вовсе пропала, - продолжил фермер, делая вид, что ничего не произошло, - все думали – сбежала с новым хахалем. Мать море слёз излила. Бедняжка, что же с ней теперь будет. Элоиза единственная и горячо любимая дочь. Первая красавица в нашей округе.

Они наконец-то достигли цели. Дом оказался намного больше, чем казался вдалеке. Двухэтажный, с огромными окнами, за которыми скрывалась зловещая тьма. Здоровенная и явно тяжелая дверь открыта нараспашку, демонстрируя черную пасть, зазывающую внутрь. Возможно, Эреда понимала местных детей – дом выглядел маняще и крайне интригующе.
- Дальше я не пойду, - фермер замотал головой, словно подтверждая свои слова. – Второй раз не вынесу. Зрелище… жуткое.
Эреда прошла мимо него, ступая в приятную прохладу. В нос тут же ударил запах разложения. Пара шагов вперед, и она видит тело, заботливо уложенное на поломанные стулья или какой-то другой мебельный гарнитур. Чем ближе, тем сильнее запах, ударяющий в нос, заставляющий ощутить непривычное чувство тошноты.
Девушка, совершенно нагая, лежала, раскинув руки, глаза, когда-то бывшие ярко голубыми, а теперь поддернувшиеся пеленой, широко открыты, в них застыло непонимание. Чёрные длинные волосы разбросаны столь картинно, что у Эреды не оставалось сомнений – сделано это было специально. Взгляд заскользил ниже. Тело разбухло, цвет кожи приобрел сине-серый оттенок. Мертва она давно. Арлекин сделала ещё шаг вперед. Ей нравилась свежая плоть, а не стухшее мясо.
Самое интересное и нелицеприятное начиналось ниже груди. Живот был грубо вспорот, края рваные, видимо, предмет был тупой. Кишки, словно черные, жирные пиявки валялись вокруг. Что-то подсказывало – жертва мучилась. Умирала не один день.
Занятно.
Эреда вернула взор к лицу. Что-то смущало. Когда-то Элоиза была ярким и сочным цветком, это до сих пор сохранилось в ней, несмотря на совершённое, но что-то было не так. Словно старость коснулась нижней половины юного личика.
Она уже видела такое.
Где?
Эреда сделав усилие, приблизилась вплотную, присаживаясь на корточки перед мёртвой. Рой мух взвился вверх, недовольный, что их трапезу нарушили столь грубо. Ей не хотелось смотреть вниз. Она была уверена – найдет там целое поселение опарышей.
А вот губы, привлекшие куда больше внимания, были странно опущены. Она подхватила рукой в плотной перчатке нижнюю губу, оттягивая её на себя.
- Зубов нет.
Бывшая убийца приблизила лицо, в нос с новой силой ударил запах гниения, заставляя прикрыть глаза.
- Ни одного.
Попытка не дышать провалилась.
- Каждую лунку словно… прижгли?
Она повернулась в сторону своего «напарника», в который раз натыкаясь взглядом на его волосы. Ни на что другое. Именно на них,  заставляющие на долю секунды забыв о запахе, теле и жаре, проникшей даже в этот темный дворец.

Отредактировано Эреда (2019-08-20 11:06:14)

Ей пришлось подавить внутри себя желание смачно плюнуть в лицо своему «надзирателю». Вдох-выдох. Где-то она слышала подобное?  Там были ещё какие-то советы по успокоению и усмирению гнева. Вывести Эреду из себя не составляет труда, но в руках нет привычной столь приятной на ощупь рукояти. Она скучает. Безмерно. Это необходимо, словно воздух. Вонзить сталь в чью-то теплую плоть, видеть, как кровь стекает по лезвию, а крупные капли падают на землю. Ничего. Ей хватит и мыслей. Пока что.
Фальшивый джентльмен.
Но выбора у неё особо нет. Поднимается, наконец-то получая возможность отойти от тела. Осматривать эту заброшенную махину желания у неё никакого нет, а уж смысла она в этом видит ещё меньше, но всё равно шагает вперед, движимая внутренними ориентирами. Половицы под ногами жалобно заскрипели, отвыкшие от тяжелых тел.
В подвал совсем не тянуло, поэтому она двинулась к лестнице на второй этаж. Такой же дряхлой, как и всё здесь. Пускай холодное и влажное помещение Пайнс смотрит в гордом одиночестве.
Ступеньке на пятой под ногой послышался предательский хруст. Изо рта вырвался слишком уж женский возглас удивления. Прогнившая деревяшка проломилась, пытаясь утянуть ногу женщины за собой, но Эреда выступала акробатом не зря. Избежав позорного падения, она надеялась, что Марек не слышал вскрика. Кого она обманывает, черт возьми.
В который раз осклабившись, Эреда продолжила путь наверх, на этот раз слишком осторожно и мягко ступая на столь ненадежные ступени.
Проклятый дом, проклятое воскрешение, проклятый рыжий.

Конечно же, ни черта тут не было. Хлам, поломанная мебель, пыльные окна и порванные картины. Жуткие  и завораживающие.  У одной Эреда не смогла себя пересилить и остановилась. Полотно украшала монахиня, сложившая руки на груди. Лицо, испещренное мелкими, кровоточащими ранами, из пальцев вьются тонкие стебли, с уже увядающими листьями, но больше всего захватывали глаза. Черные, бездонные. Это тьма звала.
Эреда мотнула головой. Это с ней что-то не так? Или с домом?
- Дети.
Она отвернулась, успев ухватить взглядом распятие, на котором страдал, изнемогая, Иисус.
Божий сын в Сказке?
- Они здесь играют.
Фразы получались словно рубленные. Но говорить Эреде было непривычно.
- Тело сюда притащили, а затем изобразили натюрморт.
Рисующий трупами.
- Человек знал об шастающих здесь.
Она замолчала. Почудилось или ей это нравится? Попытка понять таких же как и она. Ухватить нить и идти по ней, словно Тесей.
- Может, он хотел, чтобы дети были первыми, кто увидит тело.
Пара секунд молчания.
- Или она.
Нельзя отрицать, что подобное могла совершить женщина.
Эреда двинулась обратно к лестнице с явным желанием спуститься вниз.
- Следы. Должны быть следы, если её волокли.
Конечно же, не факт совершенно, что убийца просто не притащил тело на плече, но попытка не пытка.
А затем как яркая вспышка. Эреда замирает.
- Нужно проверить, - замолкает, перед глазами чужие руки, крепкие, мозолистые, картины прошлого, что приходят каждую ночь, - узнать. - Почему-то произносить тяжелее, чем думать.  Ей жаль эту девушку?  - Не была ли она изнасилована. Посмертно.
Звучало омерзительно, но Эреда видела это. Когда-то давно и выжечь это не удалось.
А затем по дому разнесся дикий крик подбитого зверя, утопающего в своём горе, после которого послышались громкие, истеричные рыдания, в которых слышалось имя убитой.
Мать. Этот усатый уебок сказал матери.
Эреда теперь совершенно не хотела спускаться, помнила взгляд фермера. Конечно, её здесь знают.
- И ещё, Пайнс, - она уставилась на него, не мигая, - никто не берет в качестве трофея все зубы.