Разговор был начать, и мокрая лиса была втянута в него с обязанностью следить за словами Лаэрта, чтобы хоть что-то понять, и обязанностью отвечать. Порой он думал, что специально несёт всякую мало понятную хрень - это приковывает к тебе самыми острыми гвоздями с крепкими шляпками, которые выдержат не один удар молота, но, с другой стороны, он же правда так думал. Попытки обмануть собственное мышление всегда заканчивались плохо, вот он и не пытался. Когда собранные цветы и травы были уложены, он встал, оставив посох на земле, прищурился, минуя взглядом мужчину, увидел другой цветок - и парящей походкой направился уже к нему.
- Так Зунг всё-таки чужой или вы просто не можете найти? - бросил он через плечо.
Присесть, вытянуть стебель цветка, аккуратно надрезать. Он делал это всю жизнь до, он будет делать это всю жизнь после. Посмертие Сказки - вторая реальность, и Лаэрт был уверен, что рано или поздно после смерти он все равно придет собирать цветы, в каком бы виде они ни были.
- Травник, - с наслаждением сказал он, улыбнувшись уже искренне, и эта улыбка в разы отличалась от той, предыдущей и бесчувственной. Во всяком случае, если от растягивания губ можно помолодеть, то Лаэрт точно скинул лет пять. - Потому что некоторые цветы капризны. Как и все живое, они имеют свою веру, свою специфику, и желают расти в лучшем для себя месте, в отличие от людей, которые принимают судьбу, выдуманную им кем-то. А сплю я и впрямь мало.
О том, что у Лаэрта дома жил настоящий террорист, при виде которого у него волоски на затылке вставали дыбом, он говорить не стал. Счастье любило тишину.
Собирать золотые лепестки нужно было очень осторожно. Они были покрыты защитной пыльцой, которая мазала пальцы, но не причиняла вреда, если ты уже срезал стебель. Если нет - можно лишь посочувствовать тому, кто наступит на маленькие, острые цветки; они оставляли ожоги, которые проходили лишь летом, под светом солнца - как предполагал Лаэрт, скрывались перед силой гораздо более жгучего светила, нежели сами считали себя. Чуть ниже запястья у Лаэрта уже было несколько ожогов, ждущих солнца, и периодически они напоминали о себе.
- Я ищу людей, у которых сердце бьётся справа, - сказал он, выпрямляясь. Дальше будет самое сложное: некоторые травы росли на земле, но некоторые... Выше.
Эту штуку про левые сердца он придумал ещё в детстве. Что, дескать, есть мир, где у людей по две полки для сердца в груди: слева - от рождения, справа - когда возлюбленные, в знак, собственно, невыразимо глубоких чувств, вырывали их с левой стороны и вкладывали сердца друг друга на противоположную полку, меняясь ими, как обручальными кольцами. И каждый проживал жизнь другого. И те, что менялись, но переставали любить, умирали - потому что сердце сыпалось от недостатка тепла. Поэтому в том мире, придуманном Лаэртом, на такое шли единицы. Но если уж шли - как красиво они умирали потом, остыв...
- И отца.
Лаэрт поглядел вниз, пытаясь за носом увидеть свои губы. Он, кажется, не собирался этого говорить. Тема поисков его отца не касались никого, будь то друзья или мокрые лисы. Разве что Артура, возможно... Но и он уже был больше, чем просто друг, а лисой не был никогда, поэтому этот рыжий не подходил ни под одну категорию, однако, Лаэрт все равно это сказал и теперь чувствовал за собой некую неловкость.
- Ведь он был фейри, - прошептал он, неловко усмехнувшись. - Извините. Как вас зовут?