Вереск чисто инстинктивно попыталась подхватить повалившееся на её порог тело, тут же недовольно зашипев и поддавшись под обрушившимся на неё весом — к счастью, падать с ним ей не пришлось, зато голова Игниса вполне удачно впечаталась ей в колени, когда она, не удержавшись, осела на пол. Удачно — в том плане, что рогами он её не задел совсем. Разве что ночную рубашку слегка зацепил, да и то толком не порвал.
— Опять?…
Вопрос прозвучал как-то устало и ни к кому конкретно не обращаясь — даже к тем же богам. Вереск честно не понимала, как Игнис умудрялся добираться до её лавки в таком плачевном состоянии — видимо, дело было в природном упорстве, распространяющемся и на нежелание умирать. И каждый раз, несмотря на постоянно меняющееся Предместье вместе со всей остальной Сказкой, он умудрялся добраться до её порога почти вслепую.
Как вслепую… по крайней мере, ей казалось, что по пути он умудрялся пересчитать лбом все стены и собрать все тумаки, которые ему могли раздать. Все до единого.
Свалив со своих колен тяжёлую рогатую голову, Вереск со вздохом поднялась на ноги и, схватив развалившегося на полу Игниса за предплечья, кое-как, тихо ругаясь себе под нос, втащила его внутрь полностью Её габариты и мускулатура определённо не подходили для такого рода занятий. О том, чтобы затащить монстра на второй этаж, Вереск даже не пыталась думать — это было невозможно.
Внутри он хотя бы оказался в относительной безопасности — ночью в Предместье, как и во всей Сказке, было куда более опасно, нежели обычно.
Оставив Игниса валяться у порога, она споро сбегала к своей «аптечке» — заранее собранным мазям, зельям и прочим полезным штукам, которые в последнее время она чаще всего использовала на своём сегодняшнем неожиданном госте. До того, как рогатое чучело появилось в её жизни, Вереск почти не прикасалась к этому запасу. Клиенты, конечно, разные попадались, но ей очень редко приходилось стабилизировать чьё-то состояние «вот-прямо-сейчас». Обычно было достаточно времени, чтобы подготовиться.
Обработка ран Игниса и его перевязка заняла у неё около трёх часов. Вереск зевала себе в согнутый локоть, стараясь держать слипающиеся от усталости глаза открытыми, и с натугой ворочала бессознательного монстра, в первую очередь попросту прислонив его к закрытой двери, чтобы к груди доступ был свободный — как спереди, так и сзади.
Почти сквозную рану ей пришлось зашивать и обрабатывать сильным обезболивающим, обеззараживающим, а затем — поить всё ещё не приходящего в сознание пациента, помассировав ему горло как собаке, чтобы спровоцировать глотательный рефлекс. Без зелья — нет усиленной регенерации. Значит — все старания её пошли бы коту под хвост.
Если так подумать, столько возиться, да ещё и почти бесплатно, Вереск до сих пор не приходилось ни с кем. Ей бы возмутиться, по хорошему так, но вместо этого было лишь настойчивое беспокойство и периодически возникающее тревожное ожидание. Она не знала, с какой проблемой и в какое время суток Игнис может заявиться. Это напоминало жизнь на пороховой бочке, и Вереск всерьёз удивлялась отсутствию у себя раздражения.
Обычно покой ей был как-то больше по-душе.
Закончив с ранами и обработав даже набухающий под глазом синяк, она кое-как завернула Игниса в большое, шерстяное одеяло, принесённое ею со второго этажа только для того, чтобы гость не простыл вдобавок, ночуя на полу у неё в лавке. А сама после этого устроилась тут же, в углу просторного «торгового зала», заставленного цветочными горшками, в плетёном кресле, укутавшись почти в такое же одеяло, надеясь на то, что перед очередным рабочим утром ей удастся уловить хотя бы пару часов.