Джейсона устраивала работа с Закари. Не смотря на заслуги перед Гильдией, Шандар давал себе отчет, что в обычной жизни он довольно бесполезен. Примерно на уровне собаки-компаньона. Вроде, взгляд умный, понимающий, какие-то простые вещи может делать самостоятельно, даже команды выполняет. А какашки после выгула все равно кому-то другому убирать приходится.
(c) Джейсон Шандар
Девчонки, чего, когда подрастают, за сахаром охотятся? Поэтому им на свидании конфеты дарят? И шоколадки? Чтобы тебя не слопали?
(c) Почуй-Ветер
Люди невероятны сами по себе, а вместе они собирались в единое целое, способное справиться почти с любой бедой..
(c) Эмиль
— Вот знавал я одну сестру милосердия , Авдотья звали, девчонка смазливая была, лет восемнадцать только только исполнилось, младше всего нашего брата почти, но ты только проверни чего, приобними или ещё чего, так она тебе потом так уколет, что хоть на стенку лезь, а присесть, неа , и стой весь день.
(c) Алексей Вольский
— Лист капудыни? — усмехнувшись и пожав плечами, тихо проговорил Вейкко. — Лично я считаю, что раз уж этот листик не способен привести к сокровищам или юной заколдованной принцессе, то это скорее лист бесперспективной капудыни. Лист беспердыни, черт возьми.
(c) Вейкко
Она никогда не делилась своим прошлым, мужчина даже за эти полгода вряд ли смог узнать хоть что-то стоящее, помимо возможности ящерицы находить неприятности на свою аппетитную задницу.
(c) Рене
— Да завалите вы хлебала, — Квадрагинтиллон говорил в приказном тоне, — на вас Герман смотрит!
(c) К. Д. Ротт
— Зануда? Гм.. Да, говорили и не раз. Мои соратники считают, что одной из моих магических способностей, является атака монотонными витиеватыми речами, пока противник не сходит с ума. Ахахахахахаха… — На сей раз, Эссен раскатисто хохочет, хлопая себя по колену ладонью.
(c) Герман Эссен
В вечернее время в Сказке всегда начинает твориться всякое необъяснимое и жуткое непотребство. То за поворотом тебя тварь какая-то поджидает, то в тенях деревьев оживает что-то странное и не очень материальное, то ещё какая странность произойдёт..
(c) Дарий
Решив, что «убийца» не достоин жизни, люди также постепенно начинали обращаться с ним хуже, чем с диким зверем. Насилие порождало ещё большее насилие, вот только преступникам очень часто отказывали даже в базовых нуждах, что уж говорить о компетентной медицинской помощи. Виктор давно решил для себя, что невзирая на их проступки, не спрашивая и не судя, он будет им её оказывать. Потому что несмотря ни на что, они всё ещё оставались разумными существами.
(c) Виктор
Она никогда не делилась своим прошлым, мужчина даже за эти полгода вряд ли смог узнать хоть что-то стоящее, помимо возможности ящерицы находить неприятности на свою аппетитную задницу.
(c) Рене
Нет, они любили лезть в жопу мира. Иначе зачем вообще жить? Вообще от мира со временем достаточно легко устать, особенно если не соваться в его жопы. Но было бы неплохо из этой жопы выбираться с деньгами, да еще и с хорошими деньгами, чтобы там например меч новый можно купить.
(c) Керах
Ему замечательно спалось в канаве, учитывая, что в тот момент он был куда ближе к свинье, нежели единорогу, а то, что храп кому-то мешал — дык зря что ли изобретали такую замечательную вещь как беруши? И вообще это был не храп, а звуки прекрасной живой природы. Скотина он, в конце концов, иль где?
(c) Молот
Ротт не был бы самим собой, если бы так просто и безэмоционально забывал о долге и деле, которое умел и мог делать. А лучше всего ему удавалось то, что многие под прикрытием милосердия и некоего высшего блага не воспринимают всерьез: калечить, рубить, сражаться, умерщвлять и иным способом губительно воздействовать на внешний мир.
(c) К. Д. Ротт
Звали этого маститого мясного голема Дарий и, если Ротту не изменяла память, массивный и практически неподъемный меч за спиной у этого человеческого выброса применялся тем весьма часто. А это значило, что пользоваться он им, как минимум, умеет. И, конечно же, Бешеному Псу хотелось проверить сей тезис на собственной шкуре, а заодно и испытать бывшего сопартийца по гильдии на предмет личностного роста, и степени прогресса боевых навыков.
(c) К. Д. Ротт
Конечно многие посчитают странным то, что двадцатилетняя девушка приглашает детей в гости. Что такого интересного можно было найти в общении с детьми? Но Агнес — это несколько иной случай.
(c) Агнес
Вместо вытекающей крови — клубничное варенье. А вместо меня — каскадер, который сейчас встанет, отряхнется и пойдет дальше по своим делам.
(c) Джун Нин
Есть в этом что-то странное, полагаться на чужое зрение. Хотя оно как бы уже твоё собственное, но все равно это иная перспектива, ведь твои глаза всегда закрыты. Все сложно. Зато никогда не заблудишься. Ведь если смотришь на мир с высоты птичьего полета, всегда знаешь, куда приведет тот или иной поворот.
(c) Стрикс
Dark Tale |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Dark Tale » Незавершённые эпизоды » [07.07 ЛЛ] Прикосновение
ПРИКОСНОВЕНИЕ |
7 июля Лютых Лун | Валден | Реджи, Гаморра |
ПРЕДИСЛОВИЕ |
Они никогда не прощались. И сильно об этом сожалели, когда их негласное обещание встретиться вновь стало невыполнимым.
Точнее, казалось невыполнимым.
|
Отредактировано Реджи (2019-06-28 21:08:04)
Год Русалкиной Колыбельной
Как всегда, внезапна. Не отводи от нее взгляд. В миг упорхнёт. Так и в ту ночь. Когда Раш поднял глаза, чтобы «подстрелить» огнем венок, захват змеиного хвоста ослаб и исчез. Как и исчезла сама Гамма в темной речной воде. Там, куда ему путь закрыт. Там, куда ему за ней не погнаться.
─ До новой встречи, моя сирена, ─ тихо с легкой улыбкой произнес Реджи, наблюдая за плывущим венком. ─ Сегодня ты так и не спела для меня.
Утро еще не успело войти в полную силу, когда винг Реджи начал разрываться от сообщений. От коллег, от Стражи, от простых знакомых и верных зрителей. Несвязное от слез «Ты уже слышал, что случилось с Гаморрой?!». Сухое «Мы бы хотели поговорить с вами». Паническое «Не уже ли это правда?!».
Что правда? Что произошло? Как? Как могло что-то случится? Ведь прошло всего пару часов с того момента, как они расстались. Оглушающее осознание охватывало холодом. Схватывало душу страхом.
«Нет. Быть того не может.»
К месту он бежал огненной стрелой. Спешил развеять тревожные мысли. Увидеть, что в письме ошибка. Им показалось. Говорят же, у страха глаза велики. Она просто ранена, но не мертва. Не мертва.
Место проскочить было трудно. Толпился встревоженный и суетной народ. Строгий голос Стража командовал всем разойтись. Не на что тут смотреть. Ревела женщина «Да что ж это такое?! Совсем же… совсем же молоденькая! За что ж ее так?». Реджи вздрогнул. Дернулся, словно сломанная заводная игрушка. Он прошелся по людям заледеневшим взглядом, несмело топтался позади.
«Не верю я. Не верю.»
И вдруг ломанулся через толпу. Его поймал Страж с дежурными словами «Посторонним нельзя». Хотелось заорать «Не посторонний я!», но горло охватило паническое удушье. Реджи просто бессильно повис на руках Стража, не в состоянии ни слово проронить, ни отвести взгляд. Мертва. И не просто убита, а жестоко истерзана, ужасно измучена. Измывались, издевались, наслаждались ее болью и страхом.
─ Кто? ─ Раш вцепился в рукав стража. Он почти угрожающе рычал. ─ Кто посмел?!
Покажи сейчас ему виновного, убил бы на месте. Не дожидаясь суда. Не разбираясь, не слушая объяснений. Сжег дотла. До самого пепла.
─ Да накройте ее уже, ─ срывался Раш. ─ Пожалуйста, накройте.
Раш не хотел, что люди видели ее такой. Убитой, жестоко растерзанной на грязной улице. Это неочередное представление. Как сказал страж, нечего тут глазеть. Пусть ее помнят, как красивую певунью и танцовщицу. Веселой и прекрасной. А это… не для широкой публики.
Гамма была человеком. Она не исчезла, как подобает это фэйри. Реджи забрал ее, как только Стражи разрешили. На месте последнего расставания соорудил мелкий плот для праха. Украсил сплетенными цветами. И пустил по воде, как тот венок, что сделали они вместе.
─ Прощай, милая, ─ без голоса произнес Ред. ─ На этот раз уже навсегда.
Он не плакал. Не способен был.
Но до боли хотелось.
Год Лютых Лун
Ровно 4 года спустя
Зачем Реджи приходил, трудно было сказать. Почему просто не забыть? Перекрыть в памяти тот день и проходить мимо, даже не обращая взгляда. Но ноги сами приносили его к тому речному побережью. Вспомнит какой сегодня день, задумается и вот он тут. Притягивало каким-то неведомым магнитом. Быть может сожалением. Или чувством вины.
Цветы-огоньки цвели каждый год в этом месяце. Единственное, распускались они ночью, поэтому Раш приходил уже к вечеру. Даже под грозой проливных дождей и этот год не стал исключением. Джино как всегда набирал охапку, садился в паре метров от воды и плел венок. Когда молчал, когда тихо напевал себе под нос песню. Последнюю, что пел для нее.
─ А у ведьмы походка легка, словно теплый южный ветер вдаль несет облака
А у ведьмы любовь горяча… Тот не будет знать печали, кто ее повстречал...
Голос был лишен того задора, с каким Раш исполнял на праздничной площади. Да и вообще словно приобретала иной смысл этот веселый текст. Ведь сейчас уже не было этой ведьмочки, что его однажды очаровала.
Отредактировано Реджи (2019-06-25 02:09:26)
Всё ещё события не отпускали её: после узнанного девушкой та ни на мгновение не приходила полностью в себя, до сих пор была потеряна в собственных мыслях, искала, что же теперь делать, как же теперь быть. Конечно, соберись она сейчас с духом, всё разрешилось бы, так и не начавшись, но вот зачем? У неё нет никого, куда можно было бы вернуться. Нет того места, где бы ей сейчас действительно были рады.
Кот, который просто решил использовать её? (конечно не факт, что пушистый действительно искал лишь выгоды, но для змеи это казалось именно таковым). Уже несколько дней она сидела на выделенном себе местечке. Ну, как сидела, – парила над веткой широкого, ветвистого дерева, всё наблюдая да внимательно следя за каждым, кто рисковал проходить рядом. Почему рисковал? Было так темно, что любой, зашедший на территорию «змеиного» пляжа обязательно спотыкался и, ругаясь на отсутствие света, поспешно желал ретироваться. Да как можно скорее.
– Выходило солнышко со мной разговаривать, и секреты мне свои выговаривать, – как хорошо, что она не забыла эту песню. Нет, просто не могла. В голове пролетали события, что так давно терзали змейку: её жизнь в Сказке, фэйри, гильдии, холды… даже Сказочник. Едва ли подобное можно было назвать чем-то скучным. Да и сейчас, на самом деле, после вступления в Границы, девчонка совсем уж отстранилась от Валдена, появляясь тут крайне редко. Впрочем, сейчас она почти приросла к тому месту, где последний раз была по-настоящему живой. Нет, не физически – душевно, подпитываемая горячим и до ужаса красивым огнём. Солнечным огнём. Настоящим и до изнеможения волшебным. – Солнца семечки в сердце посажу. Да тайны свои я не расскажу никому, никому…
– А во мне любовь просыпается, это солнце мне улыбается, – хвост, свисая с ветки, метался из стороны в сторону, звеня, тарахтя своим кончиком, что отражал внешность такого же отростка у обычной гремучей змеи. О нет, Орэй не была ядовитой, или хотя-бы пыталась сдерживать свою желчь где-то внутри. И это действительно разжижало её изнутри, поведало, сжирало. Недавний разговор со стражником… как его, Хуго? И котом. Обычным. Обычным и пушистым котом. С таким же обычным гвардейцем. А это и правда, был просто диалог? Кто ведь знал, что любопытство уже в который раз заведёт чешуйчатую не туда. Конечно, она довольно часто находила неприятности на свой хвост. Чего только стоила история, когда погнавшись со своей стаей холдов за одной из «жертв», девушка просто заблудилась в лесу? Она набила столько шишек, что даже наставница вместо обыденной ругани действительно пожалела свою ученицу, прикладывая к ушибам и царапинам повязки с припарками (что, впрочем, не помешало этой отвратительно-ужасной женщине затем вставить по-первое число за то, что змейка просто «засмотрелась на очень красивую ящерицу»!). – А я девочка с тонкой кожею, за моей спиной хвостик сложенный.
– Ты люби меня, пока любится, я ведь счастье твоё на блюдице, – так давно заученные слова, которые девушка написала только для одного человека. Такие тихие и скромные: она не успела исполнить эту песню, как обещала, как исполняла ему почти каждую ночь. Просто решила, что у неё ещё будет достаточно времени для того, чтобы допеть свой последний куплет, пусть он так и не был дописан. По крайней мере, пока девушка ещё была жива. – Я хорошая тебе одному, не отдай меня никому. Никому… никому, – отдал. Не бросился за ней. Не почувствовал, не узнал.
Это не было предательством. Не было чем-то плохим. Но сколько же раз Гаморра желала возвратиться. Лишь за тем, чтобы сказать «прощай». Без касаний, объятий, поцелуев. Просто с песней, ведь именно в ней была душа танцовщицы. И с каждым мгновением ночи змея понимала это, раз за разом всё глубже погружаясь в собственные мысли. Быть может, это и было «тем самым», из-за чего Гамма и находилась в мире? Из-за чего Паук держал её между пространства и времени, оставляя в своей почти уже осточертевшей, чёрствой оболочке. Интересно, что вообще теперь с её телом? Попытка как можно скорее отстраниться от происходящего вынудила чешуйчатую просто сбежать. Сбежать, подобно маленькой девчонке, которую напугали, которую расстроили чем-то совсем пустяковым. Хотя была ли её смерть пустяком? Совсем нет. Просто эта вещь всё равно рано или поздно бы случилась. А бежать вот так, поджав хвост, спрятав клыки… Так «смешно и по-детски». И пусть! Пусть, пусть. Пусть! Гаморра не вернётся туда. Что плохого в обычном эгоизме? Что в этом такого? Самый простой механизм, вложенный в человека – его же часть, как орган, оберегающий тело от чего-то ужасного. Чего-то, что может навредить.
Жаль только, что у змеи он был слегка сломан.
– Что ж ты, солнышко, меня выбрало? Мне ль идти теперь тропкой длинною, – почему её? Может стоит просто заснуть? Вернуться в Чертог Паука и попросить его убить себя. Нет, дело не в суицидальных наклонностях – Гаморра и так уже – мертва. Просто действительно ту жизнь, что была у неё сейчас, можно назвать лишь существованием. Люди действительно желали использовать её. Это не было чем-то плохим, но так чертовски бесило бывшего холда, так невероятно сильно, что хвост, звеня своими украшениями, ужасно звенел, нервно извиваясь под змеёй.
«Ой!» – падающая звезда, что на мгновение сверкнула прямо перед взглядом чешуйчатой: «Хоть бы этот день вновь повторился. Хоть бы… хоть бы» – девушка буквально чувствовала, как расклеилась уже почти целиком, потеряв последнее над собой самообладание. Нет-нет, только не так. Сейчас она допоёт. Допоёт и вновь примется за себя, вновь будет той самой Гаморрой. Не потому, что это одна из масок её театральной привычки – девушка сама наслаждалась этим настроением, легкомысленным, спокойным и таким воздушным. – И не страшно мне, коли сбудется, будто песни мои забудутся!
– Солнца семечки в сердце каждого, и любить дозволено дважды нам, – монотонный напев из слезливого стал более уверенным. В ней тоже было посажено Солнечное Семечко. Нет, далеко не то, о которым кто-то мог подумать – то просто была её змеиная любовь, в действительности поддерживающая девушку до самого последнего момента. Воздушная, лёгкая, такая, от которой бегут. Не потому, что она тяжела, а потому, что эта игра – подпитка чувствам. Подпитка Свободе. Подпитка тому, что так ценила в Сказке танцовщица. – Сохрани меня, дай мне силушки. Не отдай только мои крылышки никому, никому.
Не отдал. Сохранил. Оставил. Своим огнём всё это время питал девушку, его ощущением и воспоминанием на бедной чешуйчатой коже… и парой вырванных чешуек: самых красивых, что девушка только сумела найти на своём теле. Так болезненно, но радостно. Так тепло было видеть украшение на его теле. Чудесное как и сам Реджинальд. Как и его пламень. Живой. Настоящий. Красивый.
Знакомый голос. Знакомый силуэт. Такой родной, такой близкий. И голос.
Змейка чутко прислушивалась к приближающимся до дерева шагам. Это не мог быть кто-то другой. Никак не мог. Или ей просто казалось? Так страшно посмотреть вниз. Вновь этот сыр-бор ощущений окутал чешуйчатую. Она точно разочарует его, если покажется так. Он не должен увидеть. Нет, только не Её огонёк, но…
Кто же запрещает смотреть? Если бы хоть одно существо выступило против, змейка бы легко впилась в покрытую паутинкой вен шею этого безумца, не давая завершить начатую фразу до конца.
Девушка была почти полностью прозрачной, а в темноте её так и вовсе почти было не видно, и потому, протиснувшись сквозь ствол дерева, Гаморра сжалась в клубок, обвивая ту ветку, на которой недавно «сидела» своим хвостом. Сжалась, и ещё пуще прислушалась к совсем уж родному для неё голосу. Такому родному… и почти полностью позабытому, как то, что держало её в этом мире.
Пожалуйста, пусть только не увидит. Пожалуйста, пусть не обернётся. Пожалуйста…
Почувствуй её.
Ночь уже почти отвоевала свое время царствовать, погружая Валден в свою жуткую темноту. Не в черную, обычную и привычную. В алую. Кровавую темноту. И все виной тому красные луны, что вышли сейчас из тучных дождливых облаков. Ред в очередной раз сравнивал с той ночью. Тогда небесные ночные светила были совсем другие. И свет дарили иной. Нежной туманной голубизной освещали город. К сегодняшним лунам уже не хотелось тянуться. Почему-то казалось, что поймай одну, так по твоей руке польется из нее жгучая кровь.
─ Ох… оборвалось, ─ расстроено выдохнул Реджи. Залюбовавшись на луны, он перетянул стебель и хрупкое растение сломалось. С замершим взглядом он смотрел на испорченный цветок, словно он сломал нечто важное.
Оборвалось.
Как много осталось всего недосказано. Такого важного такого разного. Так много больших и маленьких радостей. Не испытано. Не прочитано. Светом не согрето .
Следуем правилам. Сдерживаем обещаниям. Считаем, что наши поступки верны. Но все-таки следует иногда нарушать обещания. Чтобы потом не оставаться сжигаемым изнутри сожалением. А думал ли он действительно ее удержать? Хоть раз? Хоть когда-нибудь? Зачем позволил уйти? Почему не заставил остаться до светлого утра? Даже не пошел следом. Хотя бы незаметно тихо, тайком.
Потому что был несказанный, негласный договор.
Отговорка!
Жалкое оправдание.
Ему же на самом деле плевать всегда на всякие правила и условности. Так что к чему сейчас эти пустые размышления?
Вдруг пронзенный чувством, что за ним внимательно и цепко наблюдают, Ред опусти голову.
─ Не смотри. Не смотри на меня так. И так знаю. Знаю, что виноват.
Заглушив мысли, убедив себя, что здесь никого нет и никто на него не смотрит, Реджи вернулся к венку. Просто игра воображения. Да и ночь еще нехорошая. Он потянулся за другим цветком, слишком сильно наклоняясь, и тут медальон выпал из ворота рубашки. Вроде бы безделушка, но подаренная самой богиней за тот их совместный венок. А вот удача Гамме так и не пригодилась. Медальон Раш носил почти постоянно, но сегодня еще добавил сплетенный из чешуек подарок. Подарок, дороже любых дорогих камней. Наверное, единственное оставшиеся напоминание и поэтому осторожно хранил, боясь случайно разорвать. Ред машинально хотел убрать подвеску, но заметил свечение. Странное, неожиданное, ведь такого не было ни разу за четыре года.
Завороженно Раш смотрел на медальон. С сомнением, но осененной дикой догадкой, Раш вскинул голову, озираясь по сторонам. Свет не мог появиться вдруг. Не уже ли он на что-то среагировал? И отгоняемые минутой ранее мысли вернулись с новой силой. Ведомым самообманом, Реджи дал себе поверить, что ему не показалось.
─ Так, видно, предрешено. Слышу и чувствую вновь. Каждый твой вздох, каждый шаг. Почему? - спросишь. Почему так?
Подхватив осторожно медальон, словно от резкого движения свет в нем мог погаснуть, Реджи поднялся. Не глупи. Простое наваждение. Показалось. Всего лишь показалось. Ты сам видел. Ты сам хоронил, отдав прах родной для нее воде. А сейчас ты поддался наивной слабости?
─ Видишь, вокруг ни души. Сердце сгорает в тиши. Жарко и сладко ему. Почему так? Так почему?
Именно. Здесь никого нет. Это просто невозможно. Прекрати цепляться за выдуманную соломинку. Уймись. Но почему тогда сердце вдруг решило сойти с орбиты? Стало вдруг диким, безумным в груди?
─ Боги… ─ прошептал зачарованно Реджи. ─ Не уже ли я сошел с ума?
Ведомый чувством, ощущением, самообманом, этим щедрым подарком богов, что сейчас раскалился светом в руке хозяина. Ред остановился возле одинокого дерева на этом пляже. И словно бы видел утерянный четыре года назад чудесный милый образ. Родной и знакомый до боли в сердце. Фантом. Призрак. Ведение. Вроде бы есть, а вроде бы и нет.
Показалось? Так ведь?
Просто выдаешь желаемое за действительность.
Какой же дурак.
Дурак. Точно дурак. Так нельзя. Уходи. Просто уходи.
Призрак взъерошила каждую из собственных чешуек, встрепенулась, в попытках сбежать, но сжавшееся в дребезги пространство у ложбинки между грудей вынудило змеевицу остановиться, замереть прямо на месте, там, где она висела в воздухе. Её заметили. Заметили, но… но как?
Ещё есть шанс просто убежать. Убежать и спрятаться. Но только не смотреть правде в глаза. Не смотреть. Не вспоминать. Это проткнёт девушку насквозь, вывернет наизнанку и оставит так. На этот раз уже с её душой, но не с телом.
– С ума? Да, ты точно сошёл с ума, – «заткнись!», – осекает она себя. Так резко, так грубо, как только могла – укусила бы, будь на то её возможностей достаточно, да не может. И теперь лишь стоит, подобно рыбе глотая ртом воздух (скорее лишь пародируя, зачем вообще призраку воздух, чёрт подери?!). – Что бы сейчас ты не видел – лишь наваждение, Реджинальд, понимаешь? Просто сон. Ты уснул, убаюканный колыханием воды и звоном сверчком, просто спишь, и события тебе снятся, – какой наглый блеф, попытка хоть как-то разрулить ситуацию, но как же ей сейчас дико хотелось, чтобы собственная змеиная глотка заткнулась. Перестала разговаривать, издавать звуки, и не важно, какие именно звуки Гамма хотела издавать.
Ей и самой казалось, что она просто бредит. Счастливо. Тепло. Душевно. Но бредит, отнюдь желанию полностью пытаясь отринуть собственное наваждение.
Н Е Т
Просто в мгновение, чешуйчатая будто сходит с ума – бросается навстречу Её Огоньку, даже зная, что не имеет возможности прикоснуться. «Плевать, плевать, плевать!» – она наконец дорвалась до того, о чём мечтала всё это время, дорвалась до её заветного солнышка. До того, по кому пела свои самые мирные и красивые песни. Хотелось кричать: «я здесь, это же я, я, совсем я, змейка, пожалуйста, обними, прижми к себе, согрей, призракам так холодно!», однако разве ли это бы хоть что-то изменило? Хоть единое действие, о котором вообще можно было подумать.
Бросается навстречу, а затем, понурив голову, отступает назад. – Ты не можешь… не сможешь коснуться – будет больно и скверно, а моя плоть – и не плоть вовсе – просто пройдёт сквозь твою. Пройдёт, и даже не заметит, как доставила боль.
– Ты всё ещё хочешь видеть меня такой, мой милый огонёк?
Вы здесь » Dark Tale » Незавершённые эпизоды » [07.07 ЛЛ] Прикосновение
