Чара сидела ближе к выходу. Болтала со знакомым, пила за Бергена. Как все. Иногда чужая смерть - отличный повод встретиться с тем, кто все бегал, бегал по делам, не в силах остановиться. А здесь сама Воля велела, как говорится. Берешь большую кружку хмельного пива совсем не по-женски, закуску из какого-нибудь мяса с овощами и хорошенько посидеть.
Вокруг говорили про Бергена. Шутили и смеялись, делились последними воспоминаниями. Кажется, она его узнала из-за заказа ученых. Кажется, совсем неожиданно они оказались с рюмками ядовито-рыжей настойки. Виделись нечастно, но виделись. И вот - он мертв. Что казалось странным. Такие люди, кажется, либо пропадают с концами, и все думают, что отправился по ту сторону Туманного моря, либо живут до девяносто лет и рассказывают внукам про свои приключения.

Все пошло не так.
Она отшатывается, понимая, что на голубую блузку и руку, которой взмахнула от неожиданности, попала теплая кровь. Мать твою Воля... Берген? Это правда Берген?
Вокруг поднимается шум.
Она крутит головой, ловит взгляд Уголька, с которым встретились здесь так же внезапно, как и сейчас появился Берген. Кивает несколько сдавленно. Это противно. Когда смерть так близко, это пугает и это противно. Он правда подумала, что сейчас Берген поубивает их всех. Ей-то что... Но остальным.

В голове крутятся мысли.
Он же любил ее.
Он же не мог...
В конце концов, почему он потом исчез? Он забрал ее собой в Чертоги? Продал душу ради этого? Или это просто некто, забравший его облик? Потом всплывает в памяти нож, который казался странным. Ненастоящим? Она не уверена, но труп под ногами вполне себе реальный.
- Кликнете кто-нибудь Стражу.

[dice=30976-1:100]

Уголёк оторопело посмотрел на глухую и пожал ей руку в благодарность.

- Спасибо, спасибо, милая женщина. - Глаза тревожно сверкнули. Не хотелось, чтобы с ней что-то случилось, а поэтому действовать нужно было быстро.

С запиской в руке, Уголёк рванул к телу Валлы.

- Мужики, мужики! Смотрите! Берген сказал Валле, что они скоро встретятся по-настоящему. Я говорю вам, здесь что-то нечисто, какой-то ритуал!

Часть жужжащей вокруг тела толпы повернулась к нему, и Уголек воспользовался их вниманием, чтобы прорваться поближе к Валле.

- Пропустите, да расступитесь же! Что вы толпитесь, вы ничего не сделаете! Ее должен осмотреть кто поопытнее, маг или архонт какой-нибудь!

И, противореча своим же словам про опытность, Уголёк бухнулся у тела Валлы, осматривая его самостоятельно. Должно же быть что-то в ее внешности, на ране, в глазах. Может, что-то зажато в руке? Или талисман какой на шее припрятан, особый...

Осматривая тело, опираясь на руку и склоняясь над ним, Уголёк почувствовал, что что-то коснулось его перьев. Нет, не споткнулось о них, не притиснуло их к полу, а именно коснулось: осторожно, так что и не с первого раза заметишь. Прикосновение продолжилось: по перьям прошлись рукой, - и Уголёк резко обернулся назад.

Броски кубиков

Отредактировано Уголек (2019-06-12 15:13:57)

alis grave nil
nothing is heavy to those who have wings

Голова нужна была Угольку не для того, чтобы думать, а для того, чтобы врезаться ею на полном ходу в корпус бывших друзей, опрокидывая их на траву.

Увидев безумие в глазах друга, Уголек дал сильный размах крыльями и кинулся Бергену наперерез, сбивая его с ног. Врезался в его грудь всем своим телом и вцепился в него, упавшего на траву.

Одно крыло оперлось о землю, второе сделало взмах, и спустя секунду феникс взвились в воздух, к верхушкам сосен. Берг остался на земле: без оленихи в руках.

- А теперь, Берг, давай поговорим!

Валла бережно покоилась в объятиях Уголька, и больше тревожить ее никто не имел права. Сомнений в том, что олениха и возлюбленная Берга связаны, не оставалось: олений взгляд, иссохшая кожа.

Это место совсем не походило на Перекресток, лес был другим: мертвее, тише, безжизненнее. Почему здесь так много шкур убитых животных? Где их души?
Пожалуйста, пусть это будет не настоящий Перекресток. Пусть это место окажется параллельной реальностью, ее извращенной и темной версией, чем угодно.

- Что за чертову хрень, дери тебя Зверь, ты тут натворил? Кто надоумил тебя на это, идиот? Ты убил ВАЛЛУ! - Крикнул пернатый со своей защищенной позиции.

Он был дико зол на Бергена. Спасать его не хотелось, но и драться с ним тоже.
Сам Берг никогда не додумался бы покосить своих товарищей и привести их в жуткий, темный мир: значит, его околдовали или надоумили. С другой стороны, своими руками он убивал друзей, и доверия ему больше не было.

- Нет, Берг, стой! -  Кричит Уголёк. Берген готовится ударить голубку ножом, но выжидает. - Так нечестно!

Голос срывается. Феникс опускается чуть ниже, под ветки дерева: инстинктивно готовится к дождю. Он продолжает крепко удерживать Валлу на руках.

- Берг, нас тут два человека. А люди умеют говорить! Ртом! - Уголёк вглядывается в лицо Бергена, отыскивая там признаки разума. Напрочь тот голову потерял, раз так дергается и рычит.

Но Уголёк не потерял свою, нет. Его сердце сжимает от сознания, что может уйти еще одна жизнь; оно громко колотится в кончиках пальцев и кровь быстрее бежит по венам. Голова болит оттого, что в нее не укладывается, как друг мог совершить такое, и болит от его криков и причитаний. Ты никогда не предполагаешь, что близкий человек может в одночасье стать таким - монстром. Что он может дико вопить, обезуметь, совершить убийство и упиваться кровью, отчаиваться.
Отчаянье Бергена режет не слабее, чем мысль, что жизнь голубки сейчас на его, Уголька, ответственности. Так жалок друг был, баюкая Валлу, столько в нем было боли, - и так это не вязалось с Бергом, что становилось ясно: он серьезно прокололся и не знает, что делать. И сейчас, во власти эмоций, не может принимать взвешенные решения по выходу из кризиса.

..а вот голова Уголька продолжает работать. Не работает она в спокойные моменты, а когда происходит такая вот беда, включается неожиданно и не дает голосу срываться, не дает телу совершать лишних движений. Выливает на пространство вокруг ушат огненно-ледяной воды и мостит кирпичиками дальнейшую дорогу.

- Отдам я тебе твою Валлу и дам довести все до конца, но только когда расскажешь, во что ввязался. Я без понятия, что ты уже натворил, но сейчас ты мечешься, как зверь, и можешь сделать все только хуже!

Еловая ветка проходится по крыльям, а мрачная туча роняет первые капли дождя. Если лететь, то сейчас. Уголек расправляет крыло, и Берген замечает это.

- Ищи нас в лесу, и без голубки не приходи, а иначе не увидишь больше Валлы. Я не могу играть во все это на твоей территории, Берг. Иначе.. стану, как ты, и добром не закончится.

Крылья делают еще один размах, и Уголек вылетает из-под веток. Пара сильных взмахов, смен направления - и вот он далеко от Бергена. По крайне мере, так кажется.

Ему нужно изучить территорию и понять, где он находится. Уголёк летит наперерез каплям начинающегося дождя, петляя по лесу и залетая под ветки вековых деревьев.

Он вглядывается в местность внизу и принюхиваеся к знакомому, но забытому воздуху. Мысленно классифицирует ситуацию крепкими, помогающими собраться словцами. И, когда слова прорываются наружу, рассеяно извиняется перед Валлой, хоть это и бесполезно.

"Ты же понимаешь сама, Валла, дорогая, это же полный... ах, черт, шло бы оно все в... даже умереть спокойно не даст,"

Нет ни холода, ни капель дождя. Тело их чувствует, но никакого значения они сейчас не имеют.
Громкое скрежетание шестеренок в голове прекращается, и Уголек затихает на своей ветке. Логика неспособна охватить окружающий его мир, но вот инстинкты - возможно.

Валла тоже холодная, на руках. Недостаточно сильная, чтобы переродиться здесь, недостаточно холд. Недостаточно бессмертная.

От появления Бергена Уголек вздрагивает. Он не хочет прекращать поток ассоциаций, который заменяет ему мышление: отвлекаться на Берга сейчас - то же самое, что останавливать на середине любимую песню и выходить из машины, завершая долгий путь.

- Соболезную, дурак ты чертов, - угрюмо отзывается он. - Любовь упустил, чужие жизни потратил, еще и свою хочешь угробить. Смерть не изменила тебя, Берг, все такой же ты транжира.

Щедрость Бергена в отношении друзей во время его жизни часто переходила все границы. Только разбазаривал он деньги, а не души.

- Валла бы не одобрила твои мысли. Даже такого бы тебя приняла, и хотела бы, чтобы ты жил.

Угольку и не важно, что он ходит по грани: ему лишь бы каркнуть, что думает, выплеснуть виновнику в лицо. Только на Бергена он все это время не смотрит, а когда их глаза сталкиваются, то тут же горло что-то сжимает, и все язвительные слова улетучиваются.

- Как ты смог переместить нас сюда? - Гулко спрашивает Уголек. - Кто ты такой?

Правая рука сжимает древесину ветки. Вряд ли Берген поймет, но если феникс выберется из леса живым и вернется в заваленную трупами хижину, то ему долго еще будут сниться кошмары. Хоть он и мужчина, и хоть и видел уже смерти, но нельзя так просто привыкнуть к мертвецам, особенно когда среди них - твои ничего не подозревавшие друзья, с которыми вместе смеялся и делил беды.
Раз - и нет их, из-за чьей-то случайной прихоти. Из-за прихоти кого-то, кто распоряжается жизнями беспечно, будто в городки ими играет.

Уголек понял бы это лишь после завершения истории, но незаметно для него, все стало слишком серьезно. Если он и вернется к жизни, то уже не будет таким, как раньше.
А может, и не следует возвращаться совсем? Дойти до конца, хоть и неизвестно, куда это приведет. Может,  в этом и весь смысл.

Что чувствует человек в момент сложного выбора?

Следовало бы именно в этот момент подумать о Бергене. О том, чего ему хотелось и насколько правильно лишать его жизни. Сказать ему, что хоть он и оборвал жизней двадцать, неправильно ему умирать. "Они были твои друзья, нельзя так". Переубедить.

Но Уголёк не мог сказать этого. Перехватило бы горло от вранья, потому что понимал, что ситуация разрешается по-другому. Он только и выдавил, что:

- Да блять...

Перехватывая руку Бергена резким движением, кидаясь на него и придавливая к земле. Берг не сопротивлялся.

- Блять, блять, блять...

Нажимая на его кулак, борясь (с исключительно условным, наигранным сопротивлением). Руки поверх рук когда-то хорошего друга, нож направлен ему, Бергу, в сердце и дерганно ходит из стороны в сторону. Колеблется, но не отпускает. Уголёк держит нож так, будто от этого его жизнь зависит... Нет, скорее, "как будто его жизнь от этого зависит и ему на нее не все равно". Вцепился - не отпустит, но руки дрожат и медлят.

- Зачем... Зачем... Я, блять, не хочу этого делать, Берг! - Он срывается на крик, но не ослабляет хватки. Зубы - в оскале боли. Взять - вонзить, это же так просто. Принять на себя решение о том, что делать с чужой жизнью. Иначе нельзя, иначе не выбраться из леса... Иначе он сам умрет навсегда. Он не выбирал приходить сюда, никто из них не выбирал.

Уголёк тяжело дышит, собираясь с мыслями. Нет, не с мыслями вовсе, а с чувствами. Один шаг отделяет его от...

Если он умрет, то больше не будет смертей?

Лицо внезапно становится непроницаемым, утрачивая все эмоции, и Уголёк изо всех сил дергает нож на себя, вырывает его из рук Бергена и делает резкий удар, вгоняя кость в его грудь.

Ножи распарывают кожу, однако обычно этого не замечаешь. Замечаешь только вскрик, хрип, лезущие в лицо руки.
Уголёк резко достает нож обратно и делает еще один удар. И еще. Снова.

Нож в крови, и то, что он сделал - абсолютно ужасно.
Берген кричит. Смеется. И затихает.

Уголёк кривится, тяжело дышит. Поднимается и отступает назад неверной походкой. Нож выпадает у него из руки: руки не трясутся, но внезапно ослабевает хватка. Как от рассеянности.

Так же рассеяно, он поднимает нож и прячет его за пазуху куртки. Задевает им и пачкает в крови какую-то бумажку. Какую? Что-то связано с этой бумажкой. Неважно.

Подходит к Бергу и еще раз его осматривает, трогает пульс на шее, слушает дыхание: мёртв. А выглядит все еще, как живой, и продолжает неподвижно смотреть в небо. Как и те ребята в его доме смотрели в деревянный потолок померкшими глазами.

- Ему, в каком-то роде, повезло, - говорит Уголёк негромко. - Умер хоть в лесу, под небом, а не в деревянной коробке.

Голос в голове приглушенно матерится, однотипно и монотонно, когда он закрывает Бергену глаза и отступает в сторону поляны, где появлялись на убой другие звери.
Ему нужно выбраться, его ждут. Он уже не юнец, чтобы позволить себе расчувствоваться и совершить очередную глупость. Надо брать остальных и возвращаться.