[01.03 РП] Колыбельная

Страница: 1

Тема закрыта

Сообщений 1 страница 15 из 15

Поделиться12019-05-26 11:13:51

Автор: Ярогора
Гость

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

1.03 РП; ночь

Предгорье «Ладонь»

Ярогора, Жимолость

ПРЕДИСЛОВИЕ

Их выслеживали месяцы. Призрачную секту разумных монстров, проворачивавших свои тёмные дела в Валдене, Предместье, Норвежском лесу — везде, где наиболее активны божества и где монстры могли достать очень специфичные вещи. Артефакты. Ингредиенты. Символы. Особенные слова и странных личностей. Они были незаметны, дела их казались такими разрозненными и мелкими, но в гильдии стражей их деятельность довлела грозовой тучей без намёка на ветер.

Жимолости удалось узнать, где произойдёт их последнее дело. Жимолости без труда удалось подбить Ярогору собрать группу бойцов на, не меньше, не больше — зачистку. Их засада длилась до ночи, монстры собрались, но Жимолость не дала сигнала: цели всех действий всё оставались не ясны. И когда стало ясно, что начался ритуал, стража начала атаку.

ВЫ НАС НЕ ОСТАНОВИТЕ.
ВЫ ЗДЕСЬ.

Свобода Воли: всепоглощающее да.

Поделиться22019-05-26 19:17:08

Автор: Жимолость
Гость

Рената выдыхает в воздух облако сизого пара: здесь, в холмах, поросших щуплым лесом, как-то особенно холодно и сыро, и роса умудряется попасть за голенище сапога.
Рената молчит, стискивая зубы, чтобы не стучали от стужи. Челюсть ноет.
Рената лежит в мокрой траве, напряженно вслушиваясь в темноту; тяжелые, мерные шаги тварей, сбивчивый их гогот и жуткий напев сливаются в нестройную какофонию звуков.
Звуки далекие-далекие, доносятся как из толщи воды... они, эти твари, костров не жгут и факелы у них не в чести; сливаются с ночью цветом, и остается только слушать.
И Рената слушает, на животе подползая так близко, как только может.

И да не хрустнет ветвь никакая, и да не испугается тебя ночная птица, и да будет конец твой быстрым, если удача все-таки оставит тебя.

В слух она превращается вся: кажется, даже кончиками пальцев улавливает малейший выдох, а сердце замедляет свой ход, и стучит глухо-глухо... даже не стучит: просто сотрясает костяную клетку изнутри, затаившись.
Потому что удар крови в ушах может заглушить что-то очень важное.
Потому что удар крови в ушах разведчицы может обойтись кровью куда большей, и кровью безвинной.

До последнего она надеется на ошибку. Что привиделось, что причудилось, что не было никаких птичьих остовов, изуродованных знаками Его; не было злого умысла в том, что сын тавернщика оступился и упал в волчью яму, обагрив её кровью. Не было странного в том, что люди Норвежский лес обходят крюком, потому что собаки носы воротят, а молоко в крынках киснет на мили окрест. И когтистый след в зарослях пеяла - совпадение.

Совпадение.
Рената прикрывает глаза, абсолютно в ночи бесполезные.
Хорошо бы открыть глаза и оказаться где-нибудь в Валдене; где-нибудь в кресле на кухне с блюдцем меренги, в тепле и без дилемм.
Рената открывает глаза и оказывается в предгорьях, в высокой мокрой траве, темноте и неясным ощущением опасности впереди.

Совпадение.
Жимолость замирает на месте сгустком осязаемой черноты; монстр водит носом, сипло втягивая воздух узкими ноздрями. Перелесок оживает, оживают кусты впереди.
Ночь оживает.

«О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы».

Тускло блеснула в листве чешуя... Жимолость вглядывается до рези в глазах: не чешуя, не блик луны - ледяная сталь.

«Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из темных ветвей».

Сохнет в горле до кровавых трещин: кажется, чихни она - и порвется глотка напополам. Рената не ползет назад. Рената не рискует вдохнуть.
Напевы, утробный рык и неясный гвалт незаметно обретают форму и ритм; с каждым ударом что-то внутри надламывается и сжимается от липкого страха.
Она облизывает потрескавшиеся губы. На губах - пыльца и запах мятой в руке травы.

Визгливое ржание обрывается глухим ударом.
В воздухе разливается запах горячей, свежей, металлической крови; этот воздух можно лакать - такой он густой и спертый.

В сумраке возятся десятки силуэтов, возятся не то в оргии, не то в танце...

Совпадение.

Жимолость вытягивает руку, опираясь - под пальцами нащупывает россыпь мокрых костей.

Совпадение.

Движение в свою сторону она скорее слышит, чем видит; что-то падает неподалеку с глухим ударом-шлепком. Что-то теплое, покрытое гладкой, тускло блестящей шерстью... с округлыми мягкими ноздрями и огромными тупыми зубами... что-то однорогое... что-то...
Ренату на мгновение скрючивает в короткой судороге, в рвотном позыве.

Единорог.

Сердце поднялось куда-то в область горла. Жимолость сглатывает вязкую, горькую слюну, с трудом вдыхает - и пронзительно свистит, сложив пальцы со вкусом травы.

Отредактировано Жимолость (2019-05-26 19:18:50)

Поделиться32019-05-28 20:47:15

Автор: Ярогора
Гость

Все прекрасно знали нравы этой женщины: она служит не гильдии; за её плечами только Господь Бог — и то только потому, что он ещё не захлебнулся в крови и злобе. Её крови и злобе; доспехи давно потеряли родные цвета, трещины, не раз заделанные, и потёртости хлебнули сполна, побагровели. Братья по оружию шутят: вот кто-кто, а Ярогора точно закончит монстром. Только над шуткой натянуто смеются.

––––

Кожа на пальцах содрана до мяса. Ногти постоянно цепляют края оборванной кожи и соскребают дальше, пока не станет достаточно, чтобы откусить зубами; пока они не придут на место. Руки не находят покоя и ноют — плачут по мечу, а внутри клокочет от неуёмного чувства тревоги, крепко затянутой в узел со страхом. Страх? Удивительно (?). Смешно. Наследие прошлого призрачными очертаниями вплетается в сущую цель, в запах, след которого Ярогора отчаянно старается не упускать.

Запах? Лилит.
Призраки? Белые рыцари.

––––

Группа расположилась с подветренной стороны. Тщательно заметались следы. Как гончие псы, они знали, куда острые зубья мечей погонят толпу — и вырыли там ямы, высадили там колья, смазали дерьмом. Некто безымянный дух¹ приготовил колбы, напитые до горла алкоголем и заткнутые ссаными тряпками, чтобы сбить чистый запах спирта. В кроны редких деревьев затолкали бревна на бечеве. Отбили животными телами и растениями со стволов деревьев вонь людей.

— Не чересчур? – усмехается молодой боец, скрывая нервы.
Ярогора ему усмехается дико, потрепав рукой его плечо.
— Мало.

Без костров, яркой и вкусной пищи, чтобы не выдать своё присутствие; тихориться в траве и кустарниках основное время: ожидание в засаде насилует сильнее, чем дни битвы. Спонтанный крик или дёрнувшаяся рука может произойти в любой момент и сломать всё, что готовили несколькими днями. Поэтому они пьют. Много. Хорошо. И жуют опустелую траву.

––––

Огонь оживляет предгорье, приказывая ему танцевать; тела натянутыми стрелами лежат в полукруге, между каждым бойцом повисло звонкое напряжение — они ловят даже дыхание друг друга, чтобы атака началась не со сигнальным звуком или движением, а лишь с тем, насколько глубокий сделает вдох товарищ по братской могиле. Осевшая роса обхватила всегда холодный металл оружий коркой льда. На губах чувствуется движение насекомых. Жалящее чувство. Ярогора высосывает язык, цепляя стрекача, и убирает обратно в рот.

Шлёп.

Мокрость окропляет траву, доспехи, лица.

Перетирание костей.

На периферии зрения лошадиная голова переворачивается, утыкается носом вниз. Толкается. Влажные звуки занимают всё больше места, распространяя вкус сырой плоти и женского естества; звонкий перекат позвонков змеёй придвигается к позициям, но останавливается. Голова разрастается. Хлюпающий звук — голова рогатой лошади поднимается над землёй, её держит неказистое, наспех слепленное тело, где есть только передние ноги, а задняя часть бесформенным месивом сливается с чернотой горных трав. Её глаза встречаются со взглядом Ярогоры. Её визг входит в унисон свиста Ренаты.

Чудовища оборачиваются на звук.
Зверей спускают с цепи.

Единорог лишается головы. Следующий меч рассекает с бесовским смехом череп.
Дух быстро одурманивается азартом и, кажется, теряет в голове образы оговорённой атаки. Его задница недолго остаётся в прикрытии старших — и кто бы различил, чей крик раздался в распустившемся хаосе на предгорье.

Ярогора рычит не хуже монстра за скрещением их мечей. Отскок на выдохе. Рывок на вдохе. Меч уводит в сторону и рефлексы разумного монстра говорят: следи за ним! страж влетает в пояс врага, обхватывает руками, подхватывает в воздух, подобно быку, и втапливает в землю, выбивая воздух из лёгких. Он мертвец.

В темноте слышен расхлёст верёвок и глухие удары сломанных тел оземь. Впереди треск ловушки сменился воем и проклятиями. Поле битвы постепенно стихает.

Отредактировано Ярогора (2019-05-28 20:52:36)

Поделиться42019-05-29 04:26:49

Автор: Жимолость
Гость

Она не боец.
У неё заскорузлые ладони, взрезанные травой и корой, выкупанные в спирте и вине; у неё шишковатые запястья, покрытые шрамами, шрамами покрыта она вся - лицо её, шея, руки... шрамами мелкими, но глубокими.
Не боевыми.
Длинные пальцы не знают ни меча, ни тяжелой работы - и все же ничем не напоминают о холености пальцев клириков, ученых иль аристократов; то пальцы вора, лгуна, пройдохи, бродяги ленивого
но не бойца.
В ней от бойца ничего нет: ни способности врастать в землю, пуская корни, ни твердости движений.

Бойцы никогда не сомневаются, и никогда не спрашивают себя на поле боя: бить или не бить?
У них вопрос совсем другой: убить или быть убитым? - и отвечают они на него легко и быстро.
Или как повезет.

Рената вжимается в землю, оглушенная: темнота, в которой стрекот мотылька сравним был с воем метро в час пик, взрывается звуками.
Она, темнота, ощетинивается звуками бьющейся стали, скрежетом и воем, щелканьем зубов и бульканьем разорванных глоток; оживает страшным чудовищем - вот-вот, кажется, проглотит и Ренату тоже, и переварит, провалив в бездонный черный желудок.

Она не боец.
И ей страшно.

Каждый шаг закованных в сталь ног отзывается в затылке мыслью - не наступят ли? Рената отползает в заросли глубже, но не может заставить себя ни отвернуться, ни зажмуриться: стоит перед глазами ощетинившаяся мертвой пастью голова единорога.
Здесь нет Фитцроя.
Здесь никого, готового уберечь её, нет.

Есть Ярогора - её злой рокот нелегко спутать.
Жимолость до сих пор не знает, отнести ли её в список берегущих или тех, от кого надобно беречь - и пометить красным.
Она шумно вдыхает и задерживает дыхание с неровным всхлипом: воняет кровью и потом так, что хоть вой. На губах появляется привкус настойки.

Желудок болезненно сжимается в спазме.

Рената приподнимается на локтях и совершенно не по-рыцарски и даже не по-дамски выблевывает и настойку, и ягоды, и сушеное мясо; рвет тяжело, царапая горло привкусом желчи.
Но бесшумно.

Откатывается грозовая туча - отступают звуки борьбы на шаг, на два, на десять. Она поднимает голову, выискивая в сумраке фигуру Стража, не найдя же - с опаской поднимается, пружинисто пригнувшись, скользит вдоль теней.
Перешагивает через раздробленную голову, через расплющенный панцирь.
Перепрыгивает через темное, как гангренозная рана, нечто, клокочущее розовой пеной из широко раскрытого рта.
”Хххкххааа, кхха”

Прикрывает глаза, через ладонь вдыхая мерзкий сладковатый запах свежеразделанного мяса. Это не похоже на поле битвы. Это ни на что не похоже.
Бога ради, пусть они будут правы в своих подозрениях, потому что уже слишком поздно, уж приговор приведен в исполнение - не отмыться им, не отмолиться, не отбить поклонами прощения.
Скотобойня.

Ночь возвращается в свои владения: снова слышны сверчки. Рената слышит, как у ног прошелестела ящерица в траве - и поднимает взгляд на спину Стража, испещренную брызгами крови, как идол языческому божеству.
Исходящую паром и древней, страшной радостью, пониманию Жимолости недоступной.
- Все? - коротко спрашивает Рената, кивая, чтобы скрыть дрожь.
И скрипнул доспех, и испустил кто-то дух в траве - кашлянул, глухо ударившись затылком о землю, и затих.

Поделиться52019-05-30 00:45:42

Автор: Воля Сказки
Book of untold tales
Уважение: +1673
Последний визит:
2025-06-15 23:33:02

Он — последний — кривит морду в широкой, измазанной безумием улыбке. Хрипло дышит сквозь зубы. Маленький бес. Сапог Ярогоры почти полностью скрывает за собой его обезжизненное тело, но тварь успевает издать последний, финальный выдох:

— Хозяйка...

Тварь смотрит за плечо Ярогоре — туда, где дышит кровавым туманом Жимолость. Вы не понимаете.

Не понимаете.

Были те, кто убил нас.

Была Кобра о пяти головах, Дочь своей Матери, Бездна, воцарившаяся над столичным Замком.

И была её Птица, ветру подобная, неустрашимая, из пламени себе жизнь добывавшая.

И был её Факел, путеводный свет, раны прижигающий, ни своих, ни чужих не щадивший.

И была её Тень...

ЯГА

Что осталось от тебя, земная?

Ничего.

О том поют окрестные птицы, о том плачут сырые, влагу несущие дожди, о том молчат скорбно Предместные жители — те, что знают, помнят и верят. Многие из них были здесь сегодня. Танцевали во имя твоё. Разрывали друг друга на части, били косматыми головами о земь — всё, лишь бы воззвать к тебе, попросить твоей помощи, как тогда, в далёкие, незапамятные.

Придёт она — пели. Другая.

Придёт она, с ладонями, впитавшими запах мёртвой травы. Придёт испуганная, свистнет посвистом. Свистнет — явишься ты за ней вслед.

Есть у тебя незавершённые дела, земная. Есть место, что надобно вернуть. Есть дети, что изголодались по твоим рукам, твоим браздам, твоим велениям. Есть враги, чьей крови жаждет твой Зверь. Есть жизнь, земная, есть — вон, ещё теплится.

— Все? — спрашивает Яга голосом Жимолости.

Все.

ЗВЕРЬ

Кому служишь ты, подлунный? Им ли, в сталь укутанным, веры не знающим? Им ли, ведовство с собой приносящим? Им ли, реки родной тебе крови пускающим?

Не им. Ей.

Обернувшись, не узнаёшь: щуплая, крошечная совсем, как будто и не Она вовсе. Не Хозяйка. Ан нет — чуешь знакомый запах, втягиваешь носом жадно палую листву. Нет больше сомнений. Она, она сама, во плоти.

Рыщешь взглядом по земле — сплошь твои братья и сёстры. Крепкие клыки, косматые гривы, запёкшаяся в подшёрстке кровь. Всех пережили, а этих, с острыми жалами наперевес, не смогли. Не сдюжили. Отзывается болью что-то в неожиданно человеческом сердце. Умей ты смеяться, расхохотался бы во всю глотку, а? Но звери не смеются. Кричат.

Твой крик — не то приветственный, не то победный — поднимает птиц с ветвей. Оборачиваются на яростный вопль серые, латные люди. Улыбается Хозяйка. Добро; да только голоден ты.

Напиться бы всласть.

Поднимаешь пасть к луне, вдыхаешь шумно — кровью пахнет.

Живой.

ЖИМОЛОСТЬ & ЯРОГОРА

Может показаться, что здесь, на чужой земле, под чужой луной и в чужих жизнях, у вас нет выбора.

Это не так.

ПРИНЯТЬ ПУТЬ
Это и Сила, и Проклятие. Вас ждали годами. Вы — желанны; и Предместным сбродом, и самой землёй, и Волей этого мира. Осталось лишь сделать шаг навстречу.

ОТВЕРГНУТЬ ЖРЕБИЙ
Вы не выбирали для себя такой судьбы. У вас есть свои жизни, а эти — лишние, злые. Никакая Сила не стоит того, чтобы соединить своё имя с чужим. Или?..

ТЕХНИЧЕСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ

» Ритуал поджидал вас. Может быть, год. Может быть, два. А может, и все двадцать лет. Так или иначе, вы были избраны, чтобы продолжить дело бывших властителей Предместья. И они — оба — уже внутри.

» Вам необходимо сделать один выбор на двоих. Без Зверя нет Яги — точно так же, как без Яги нет Зверя.

» Если вы решите избрать новый Путь, то не потеряете ни собственных имён, ни собственных жизней. Вы останетесь теми, кто вы есть, но получите возможность обрести новые силы. Пользоваться этой возможностью или нет — исключительно ваш выбор.

» С высокой долей вероятности, ваше возвращение развяжет войну. Но случится это, конечно, не сразу. Не совсем. Не раньше, чем вы пробудите в себе силы.

[nick]Кровавая луна[/nick][status]они ждали[/status][icon]https://i.imgur.com/yYbj6Jx.png[/icon]

Поделиться62019-05-30 17:31:47

Автор: Ярогора
Гость

Во плоти ко мне аль дымом сизым — явись.
Прильни к моей двери аль сорви с петель,
Туманом тихим спустись на стадо моих овец
Аль слижи! накрой чередой лавин.
— явись —

Зрачки подрагивают. Осталось лишь дыхание, мерно покачивающий стальной панцирь, и звук кипящей жидкости в ушах. Сквозь них подкрадываются шаги Жимолости. Один. Два. Жимолость останавливается. Но шаги не прекращаются. Подходят вплотную, когда Ярогора оборачивается.

...я расскажу вам кое-что о Чудовище.

Маленькая Цагаан-Нохой захлёбывается. Ей не хватает воздуха: только открывает рот, чтобы сделать вдох, и сознание сотрясается от боли лопнувшей под ударом палки кожи. Изодранное тело вжимается панически в угол. Соскребает древесину со стены. Прячет голову вниз, боясь взглянуть, надеясь, что она не видит — никто не видит; что так всё быстрее закончится; что становится не так больно. СТРАШНО ГОСПОДИ СТРАШНО МАМА МАМА МАМА МАМА МАМА. Она давит в себе крики. Давит скулёж. Она надеется, что тогда мама спасёт. МАМА БЫСТРЕЕ БЫСТРЕЕ МАМА МАМА МАМА. Сжимается так, что тело не может даже вздрогнуть под очередным ударом — палка бьёт камень в кожаной оболочке. Но даже он начинает хрустеть.

А потом.

Потом.

Она заваливается. Руки глухо бьют пол. Обмягшее тело роняет голову в самую темноту угла. Ярогора роняет палку, задыхается, отступает назад в противоположный угол, падает с грохотом и смотрит немигающим взглядом.

На забитую до смерти дочь женщины, которую любила.

— Если нашёл радость, – проникает в дом пение, – если нашёл любовь, то я принесу её домой, – Ярогора подрывается с пола. Она знает эту песню. И знает, как сейчас танцует женщина в другой комнате. Дух степи врывается в комнату и медленно увядает напротив Цагаан-Нохой. Милой, солнечной Цагаан. Дрожащие руки тянутся к окровавленному углу, губы беззвучно повторяют имя.

Ярогора за её спиной. Она знает, почему это сделала; это было праведно. Но внутри сворачиваются кишки и сердце пропускает удары. Она не выдерживает и закрывает глаза, когда женщина разворачивается к ней. И слышит ...

Она ведь этого хотела. Искала. Ждала.
Чтобы в мире появилось хоть что-то, способное её сломать. Сломать, чтобы выпустить на свободу.

Но что теперь, Ярогора?

ЧТО. ТЕПЕРЬ.

То, что должно было тебя сломать — сломало. Но оказалось, что освобождать некого.

Сломали не клетку, Яра,
не образы и идеалы, которыми сковали тебя, как цепями, и управляли ненавистные, проклятые тобой люди.

Сломали тебя.
И оставили, недобитую, умирать.

...мать говорила, что нет никого более лютого; даже Господь Бог и Дьявол бессильны перед ним — они лишь жалкие марионетки.

Страж разворачивается и встречается лицом к морде со Зверем. Между их ртами пролегла дорога дыхания — вдыхают друг друга, пробуя на вкус смрадный запах; одновременно щерятся, распознав друг в друге зеркальную копию себя. С той лишь разницей, что Зверю его Бог ответил. Бог Зверя рядом с ним; пришёл с ним защищать их народ. Его семью.

Перед Зверем стоит маленькая белобрысая девочка. Совершенно нагая. Тело засыпано жёлто-зелёными синяками и кровоподтёками, щиколотка правой ноги опухшая, а из воспалённых щелей глаз мерцает самая искренняя, чистейшая ярость.

Её тело начинает дрожать, а руки сжимаются в кулаки.
В абсолютной пустоте, где, на самом деле, нет ни Зверя, ни Ярогоры, звучит голос.

— Я УБЬЮ ВСЁ, ЧТО ТЕБЕ ДОРОГО.

...и это Чудовище — Человек.

Поделиться72019-05-30 21:21:07

Автор: Жимолость
Гость

Горный Китай, монастырь Чжуан Чжоу.
Год от рождества Христова - восемьсот пятьдесят третий.
Некто спросил Линь Цзынь: "Что есть мать?"
- Алчность и страсть есть мать, - ответил Мастер.
- Когда сосредоточенным сознанием мы вступаем в чувственный мир,
Мир страстей и вожделений,
И пытаемся найти все эти страсти,
Но видим лишь стоящую за ними пустоту,
Когда нигде нет привязанности,
Это называется "убить свою мать".

Мне кажется, я слишком долго играла в дочки-матери; мамины косточки да пересчитала я да в землю сложила я да довела до греха её, дочь непутевая
Истончилась земля, косточки да белеют на семи ветрах
не прижмусь к груди боле и не вдохну теплый запах маминых волос
не коснусь кожи
лба поцелуем не трону; последний мой поцелуй пропитан был ладаном да миррой да солеными слезами
Мама ушла насовсем; в груди от того становится тесно и колюче, и растет злая опухоль [метастазы в головном мозге. очень жаль.]
Я виновата и нет мне прощения
Дракона убивший сам драконом становится; не нашлось еще рыцаря мне под стать.

Я убила мать ласково, разорвала обещаниями, вскрыла надеждами пустыми: исправлюсь, исправлюсь, исправлюсь - отбиваю лбом ритм о стены кафельные, о стены мягкие, о стены желтые.

Моя чешуя крепка, дети - моя чешуя, живая, гогочущая, острая краями и мякотью своей добрая. Идите ко мне.
Мои волосы пахнут материнским молоком и теплыми травами, на солнце высушенными.
Я - хлеб ваш; мое тело вас исцелит, мое тело - чистота и горный ручей, и выжженная солнцем степь. Я есмь хлеб жизни; ешьте меня и живите, отрывайте еще и еще
и еще
и еще
и еще
отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; вы - живите.

Уже не страшно.
Глаза привыкли к темноте и красно-бурым пятнам в ней. Рената моргает, фокусируя взгляд. Рената не получила ответ на свой вопрос - негодование жаром обжигает лоб. И отступает.
Не бывает плохих детей, бывают непослушные.
Непослушание родителю своему есть грех; Жимолость наказывать не умеет, рука её не тверда, но всенепременно окрепнет.
Научится.
Вспомнит.

Прикоснись ко мне, милый сын, милый друг, милый Зверь.
Мое тело тебя исцелит, мое тело - есмь хлеб и вино.
является эффективной профилактикой рака, моя кожа - химическая чистота младенца. Очищаю кровь. Пейте воду из моей купальни, спите на подушке, набитой моими волосами.
Прикоснись ко мне.
Ешь со мной.
Спи со мной.
Я не боюсь тебя.

Рената оглядывается. То тут, то там болотными кочками возвышаются тела - мертвые, уже жесткие, негибкие. Не выпрямишь ноги, не вытянешь руки вдоль тулова - окаменели.
Сироты.
Много зла сделали. Много неправильных решений принято, много крови пролито почем зря - Рената качает головой. А ведь могли бы целей своих достичь иначе. Не так. Не подумали.
Дети.
Злые, жестокие. Заслуживают наказания. Смерти.
Дети ошибаются.
Мертвые. Все до единого. Жимолость скрипит зубами.
Все до единого, кроме.
Мертвые. Мертвые. Мои. Посмели. Не пожалели сирот.

Не положено матерям хоронить детей. Не положено разводить костры погребальные.

Замерло всё. Замерли люди латные, замерли птицы невидимые, замерли. Виновные. Убийцы.
Детоубийцы.

- Все, - цедит Рената, щелкая суставами пальцев, хищно щуря глаза. - Все.
Стражи оборачиваются на неё, обмениваясь недоумевающими взглядами.
Земля продавилась под их сапогами со стоном; со стоном умирают твари: мать.
Все виноваты.
- Грех, - выплевывает она слово с привкусом рвоты и желчи.
Зверь так близко, что она чувствует жар его кожи.
Ешь меня, отрывай еще и еще - и служи до последней капли кипучей крови, пачкай руки грехом убийства, разврата, алчности.
Чужие руки, чужой грех.
Руки Яги чисты, белы и пахнут хлебом и молоком.

И мы обнялись и пошли бродить под небом седым,
И это Небо было нами, и мы были одним.
Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать.

Отредактировано Жимолость (2019-05-30 21:24:59)

Поделиться82019-05-31 20:34:51

Автор: Воля Сказки
Book of untold tales
Уважение: +1673
Последний визит:
2025-06-15 23:33:02

Тихо-тихо шелестят ветви деревьев. Говорят с вами, поют вам свою колыбельную, зовут вас домой. Струится под ногами чужая кровь. Пахнет.

Рядом с вами — серые люди. Снуют повсюду: ступают тяжёлыми, из железа выкованным лапами, длинные клыки да когти в ножны складывают, посмеиваются беспокойно, но вас не замечают. Вас — тех, кто сидит внутри.

Вы узнаёте их серые спины. Пока смутно, будто из сонных глубин долетают до вас обрывки чужих слов, брызги чужой крови, хохот чужих орудий. Одно вам известно: не друзья они вам, не сородичи, не родня. Рвали серые спины ваших детей, рвали на части, на мелкие кусочки, на самых подступах к дому — но когда это было? Давно. Осталось ли ещё что-то от тех, других, во главе с пятиглавой Коброй? Коли так, то, выходит, вновь Судьба раскрыла пред вами свои объятия. Если грызть, то с сердца начиная. Если подрывать, то изнутри.

Берёт Яга Жимолость за руку своей, из тонких стеблей да ивовых почек сплетённой, к сердцу тянет — видишь, дитя? Не будет больше страшно. Не будет больно, не будет тяжело, не будет виновато — всё с собой унесём, в тёплых подлунных кострах выжжем. Не бойся. Я с тобой.

Опаляет жарким дыханием Зверь лицо Ярогоры. Рвётся из широких ноздрей запах мяса, ловли да смерти — честный запах. Бесчеловечный. Будет гнев, дитя, будет смех, будет неистовство. Напоим друг друга вражьей кровью досыта. Смело ступай. Я с тобой.

Скользит близко серый человек. Касается ладонью плеча Ярогоры, а глаза — вон какие круглые. Напугался совсем. Не вас, конечно; вас-то ему нечего бояться, слепы человечьи глаза, ничего не видят.

— Не пора нам, а, командир? — спрашивает.

Замирает листва.

ШАГ ВПЕРЁД
Поле боя усеяно жизнью былой — но серые спины по-прежнему ходят на двух ногах, а не лежат во сырой земле. Сколько их здесь? Не перечесть; но каждый — смертен. Это будет вашим первым шагом. Никто не узнает. Никто.

ШАГ НАЗАД
Не время пускать клыки да когти в ход. Вы слабы ещё, совсем только дети. Тратить силы в погоне за серокрылым комарьём вам не к чести. Всякая охота требует терпения, умения таиться в тени. Ещё не время.

ТЕХНИЧЕСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ

» Каждый из вас может обратиться к своей памяти, выбрать два вопроса из представленных ниже и получить на них ответы. От вашего выбора будет зависеть дальнейший путь и испытания, которые вам предстоит пройти в первую очередь. Выбирайте с умом — или без его участия.
КОЛЫБЕЛЬ ЯГИ
1. Кто подвластен мне?
2. Каковы мои силы?
3. Где мой дом?
4. Каков мой заклятый враг?
5. Что я люблю?
6. Кто погубил меня?
7. Что питает меня?
8. Что меняет меня?
ЯМА ЗВЕРЯ
1. Как я появился на свет?
2. Когда наступает моё время?
3. Где мой дом?
4. Чья кровь вкуснее прочей?
5. Что прославило меня?
6. Что погубило меня?
7. За кого я отдам жизнь?
8. Кому я отдам её?
» Этот выбор можно сравнить с выбором ветки развития / билда персонажа. Он не является окончательным; ваши способности будут зависеть от решений, которые вы примете в дальнейшим. Пока это только набросок. Черновик.

» У вас ещё будет возможность узнать больше о прошлом Яги и Зверя, но количество ответов, которые вы можете получить «даром», прямо здесь и сейчас, ограничено.

[nick]Кровавая луна[/nick][status]они дождались[/status][icon]https://i.imgur.com/yYbj6Jx.png[/icon]

Поделиться92019-06-02 19:23:02

Автор: Ярогора
Гость

Влажный язык скользит по лицу, обхватив подбородок, и неуклюжая животная ласка зубами впивается в кожу, вылизывает глаз. Не согласие. Не борьба. Не азарт. Совершенное желание жизни во благо достижения своей цели — любыми путями. Любыми жертвами. Даже если спасение будет означать гибель всего, ради чего жил: если не твоя победа, то она не достанется никому.

ТАК ГДЕ ЖЕ ТВОЙ ДОМ КОТОРЫЙ НУЖНО СЖЕЧЬ ДОТЛА

Маленькая девочка улыбается ему, проводит неправильно сросшимися пальцами по шее, в кой бьются миллионы чьих-то прерванных сердцебиений. Твои сердца. Её сердца. Ваши.

КОГДА Я УСЛЫШУ ЕГО УДАР ЧТОБЫ ПРОНЗИТЬ МЕЧОМ

Зверь отдаляется во тьму. В его зубах — карие-глаз.
Ярогора остаётся на свету. В её руках иссине-чёрный глаз. Вкладывает его в свою пустую глазницу.
Теперь сны станут ещё короче.

«Командир», – тело дёргается навстречу прикосновению в медвежьей замашке. Но Ярогора лишь улыбается: жадно, нервно, возбуждённо; так, как её бы никогда не хотели видеть сослуживцы. Мужик отшатывается и всё в нём выдаёт готовность схватиться за меч.

Зверь раскрывает пасть в голодной мольбе.

— Скидываем тела в яму и идём отсюда к ебаной матери, – кивает Яра товарищу, похлопав по уже окаменевшему от напряжения плечу. Солдат буквально плывёт от нескрываемой радости непонятно чему и убегает доносить приказ до отряда.

Вой.
Злорадный хохот.

Страж приближается к Ренате. Яга точно слышит его. Сейчас — слышит. Потому что Зверь видит карие глазом. Она знает имя, потому что Зверь повторяет его вновь и вновь. Вновь. Снова. Ещё раз. Взывает, как псина луне, под которой собираются стаи и начинается охота.

— Рената, – громко и чётко, – всё закончилось. Мы собираем тела и уходим, – ни капли сомнения в глазах. Ни единого фальшивого звука в голосе. И взгляд, испытывающий, и почему-то уже полный презрения. — Ранения есть?

Поделиться102019-06-04 03:19:21

Автор: Жимолость
Гость

даже когда мое тело было настолько загажено, оплевано, залатано и залапано до синяков пятернями неизвестных мужчин - мама любила меня.
когда невозможно было вырваться из порочного круга, когда все судили за прошлое, не давая ни шанса на сносное настоящее и чистое будущее - любила.

По венам Жимолости течет сочувствие и испуг.

Ей бы к лицу лен и тонкий вишневый шелк, но и плащ разведчика сидит на ней хорошо; она добрый двуличный друг, ненавидит змей.
У ней нет “беги”, только “бей”.
Потому мертва.
Была.
Почему теперь здесь, кто призвал её, чей плач под луной на старые кости пролился? Чьей кровью напоена? Что питает её?
На все воля Воли; ужель и павших Воля поднимает, не будет им покоя после смерти теперь? Яга пожимает девичьими плечами, по-птичьи дергает головой. То предсказано было, потому и умирать было не страшно, когда растоптали их, в землю вколотили сапогами, ножами и крестами железными...
Мало их осталось...

Да ничего - поднялась Яга, вдохнула воздуха живого истлевшими легкими.
Поднялся с ней Зверь её, хребтом костлявым попирает звезды, дышит кровью сырой, тушами зловонными.
И остальные поднимутся - Яга раскинет руки с узлами-локтями для объятий приветственных, и прижмет к себе детей своих, дочерей гордых и сыновей, кровью меченых.

Домой вернутся, хороводы водя. Мосты сжигая, костры сжигая, а на кострах - неверных, сердцем слабых; из черепов их сделают игрушки для детей - детей будет много.
Маленьких, шустрых, покрытых щенячьим пухом и любящих мать свою. Пахнущих молоком...
У них будет много детей.
А для того нужно сжечь много костров, и сделать много игрушек.
Много ли мощи в костях, хватит ли сил?
Хватит, Хозяйка.

- Хорошо, командир, - смиренно, а в голосе - невидимая, едва ощутимая насмешка. Голос тихий, шелестящий. Некуда спешить. Вода камень точит. - Я в порядке.
А вот четверо из их отряда - не совсем.
Жимолость накладывает жгут и думает, как инфекция пожирает руку стража, синеет гангреной, как страж ярится, рычит - лучше убейте, чем руку рубите...
Яга убивает.
Жимолость стягивает края зияющей раны и никак не может остановить кровь - не сворачивается...
Если размять в руке плоды терна, кровь перестанет сворачиваться совсем.
Рената вздрагивает, смаргивая марево на глазах. Переломанному можно дать дурмана, не обезболивая, и он уйдет к праотцам еще до рассвета.

- Есть тяжелораненые. Пойдем сейчас - потеряем их, - Рената кивает в сторону покореженных людей. Комкает в руках клочок окровавленной ткани.
Люди ходят медленно, тяжело... давят землю... детей её бросают в ямы волчьи, холодные - нелегко стоять прямо.
Ничего, поднимутся.
Закалятся в огне, станут крепче, чем были.
Глаза Зверя так близко, так живо блестят, что хочется вырвать их да вставить в корону, доныне пустевшую; сияли бы там, драгоценные...

Никто не дойдет до дома.
И если они, Яга и Зверь - яд, то есть ли противоядие?..
Если есть оно, ему нужен очень прочный флакон.

Поделиться112019-06-04 16:15:24

Автор: Воля Сказки
Book of untold tales
Уважение: +1673
Последний визит:
2025-06-15 23:33:02

Видения приходят к вам на тонких, шатких ногах, заглядывают за край — прямо в бездну. Их мало. Они неявные, неточные — как будто ленивый художник оставил набросок на полпути. Размыло дождями хлипкий холст. Обагрило кровью.

ЗВЕРЬ

Куда бы ни завели тебя лапы, к дому выйдешь всегда. По запаху его найдёшь, по мокрым следам, по говору местному: для кого-то — полуночный вой дикого чудища, для тебя — сердцу родная песня. Вспоминаешь, как рвал когтями да зубами крепкие сети, как прорубал собственной плотью прутья клеток — всё потому, что Дом звал. И теперь зовёт. Слышишь.

«Предместьем» его серые спины кличут. А тебе это — Место; и нет ничего ни пред ним, ни позади него.

Что увидишь ты, когда вернёшься домой? Признаешь ли родные места? Взвоешь ли в бессильной, свирепой ярости на тех, кто возвёл на твоей Земле душные стены?

Хочется тебе взглянуть. Хоть одним глазком — вот тем самым, чужим, карим, — да не успеваешь. Рвёт буйну голову другим воспоминанием. Жмёшь её ближе к земле. Там, внизу, роднее. Слаще.

Каково время чудовищ? Ночь — скажут. Не соврут. Вот только всяк предместный знает: на поле брани Зверь всегда выходит первым, уходит — последним, унося за собой пахучий багрянец, стаптывая мёртвый след. Время твоё: густой закат да предрассветные сумерки. Откроешь пасть, как стемнеет — проглотишь с десяток серых спин. Распахнёшь её, когда ночь вот-вот на убыль пойдёт — и самое Солнце раскусишь.

Помни, Зверь, когда крепчает твоя шкура и закаляются сталью когти. Знай своё время. Знай свой дом.

ЯГА

Твой Зверь кормится кровью. Его братья да сёстры — смрадным мясом. Тем, что послабее, одни только кости достаются — обгладывают жадными пастями, счищают последний запах шершавыми языками.

А ты?

Вспоминаешь человечьи лица, человечьи глаза, протянутые к тебе в мольбе руки. Человечьи. Вспоминаешь человечий восторг — хмельной, пьянящий лучше всякой браги, до костей пробирающий. Вспоминаешь их гнев — острый, пряный да ароматный. Их печаль. Их страх. Сгорбленные в поклонах колени.

Разум — это болезнь, а ты — яд, мраморно выжигающий изнутри любые мысли, кроме нужных. Ты обращаешь радость — в экстаз, обиду — в ненависть, тревогу — в панику. Они питают тебя. Ими ты никогда не напьёшься всласть.

И эту, крошечную, разбитую и по частям собранную, ты тоже выбрала неспроста. Гладишь её мысли белыми руками, баюкаешь бережно в белых ладонях, улыбаешься белыми акульими зубами. Если тебе подвластны человеческие души, то ей — только душечки да душата. Там, где ты обращаешь на свою сторону кровного врага, она только манит его за собой несмело, робко. Там, где пред тобой падают ниц, на неё только смотрят с любопытством самым краешком глаз. Но сила ваша — одна на двоих.

Ты вырастишь её. Вы вырастите.

ТЕХНИЧЕСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ

» В данный момент Зверь и Яга достаточно слабы. Вы можете выпускать их самостоятельно в нужные моменты, а можете держать на привязи. Время от времени они могут срываться с цепи, но вряд ли успеют перебраться через забор: пока что вы вполне успешно можете подавить их влияние усилием воли. Никакой магический анализ не позволит распознать в вас их присутствие.

» Зверь и Яга могут являться вам во снах, сопровождать вас в мыслях и реагировать на ваши поступки, но в обычных ситуациях не имеют над вашими телами никакого контроля. Зверь, впрочем, может вырываться наружу короткими вспышками — тогда, когда Ярогора впадает в ярость.

» Задав вопросы, вы получили не только ответы, но и возможность развить свои силы, только-только давшие о себе знать. Считайте это челленджами, за успешное выполнение каждого из которых вы получите награду, новое задание и... некоторые последствия.
КОЛЫБЕЛЬ ЯГИ
Её Яства

Гнев — плотный ужин, отчаяние — великолепный десерт. Сильные эмоции, вызванные Ягой, питают её и наполняют энергией, особенно если эмоции эти — тёмного свойства. Накорми её — разозли кого-нибудь, обмани, очаруй врага, отвергни друга — и почувствуй, как разливается по телу приятная, долгожданная сытость.
Её Сила

Яга искушает. Зовёт за собой. Исполняет желания. Она усиливает чувства и вызывает благосклонность даже самых искушённых скептиков. Всё, что тебе нужно, — дать ей совсем немного воли. Выпустить наружу. Завоевать чужое доверие; льстивыми ли речами, ласковой ли улыбкой. Пускай она поможет тебе добиться своего.
ЯМА ЗВЕРЯ
Его Время

Говорят, рассвет и закат отливают кровью лишь тогда, когда Зверь насыщается ей вдоволь и отдаёт небу остатки. Взгляни на рассвет или закат его глазами. Почувствуй, как крепчают его — ваши — клыки.
Его Дом

Прошли годы, много воды утекло, исстрадалось Предместье: тяжко ему без защитника, дышит оно шумно, чует Зверя, манит, зовёт. Загляни Домой и посмотри на то, что стало с твоей землёй. Напитайся своим гневом. Взрасти его.
» У вас нет ограничений по времени выполнения заданий: вы можете отыгрывать соответствующие события в любых эпизодах, стартующих с этого момента. Если подобный момент уже был описан в одном из эпизодов, его также можно зачесть.

» С этого момента эпизод вновь переходит в ваши руки. Вы можете продолжить его или закрыть. В следующий раз ГМ вмешается в вашу жизнь при успешном выполнении любого из заданий.

NB. Год в Сказке начинается с первого мая; следовательно, между мартом Радужной Птицы (текущим игровым моментом) и июнем Лютых Лун проходит три месяца. Если вы захотите перенести во времени любые из своих личных эпизодов, включая этот, черкните пару строк Воле Сказки.

Ярогора: получено достижение.

» Зверева Песнь. Что-то в Ярогоре завывает день ото дня, выводит нестройную песнь ярости и гнева, песнь близкой охоты. Давая Зверю волю, Ярогора получает бонус +10 к любым броскам на физическое взаимодействие с окружающим миром.

Жимолость: получено достижение.

» Колыбельная Яги. Что-то в Жимолости напевает мягко, с хитрецой, усыпляет бдительность врагов и зовёт за собой союзников. Давая Яге волю, Жимолость получает бонус +10 к любым броскам на социальное взаимодействие с окружающими её существами.

[nick]Кровавая луна[/nick][status]они дождались[/status][icon]https://i.imgur.com/yYbj6Jx.png[/icon]

Поделиться122019-06-12 13:59:57

Автор: Ярогора
Гость

[video2=240|70]https://music.yandex.ru/iframe/#track/38514221/4928708/black/[/video2]

Подобное не поддаётся описанию. Есть ты, вечное и абсолютное, хозяин своей земли в своей голове; ты собираешь по ночам круг из своих лиц и масок, совет не меняющихся образов из затвердевших убеждений и принципов; ты стоишь в этом кругу, по твои плечи другие ты, плачущие, безумно хохочущие или держащие в руках свои кишки, заворожённо разглядывающие. Напротив тебя вовсе образ без лица, меняет маски, корчит рожи, звучит не своими голосами и отзывается на разные имена — но все они были с тобой от рождения; аль ты сам лепил их и видел, как поднимаются из чёрной смолы их кости из навязчивых мыслей, которым нет сил да и смысла сопротивляться. Чёрная смола под ногами — необъятная, пугающая сила, решающая, кому здесь место, а кого изгоняющая в пустоту — в смерть. Они все ты, смола тоже. Осознаешь со стальным спокойствием. Лишь иногда не находишь в себе стойкости, чтобы не оглянуться ненароком за плечо — а там она стоит. Маленькая, нагая. Вне круга.

Но и её ты знаешь. И ты её не ждёшь.

Разворачиваешься обратно в круг. Напротив тебя образ, меняющий маски, остановился на маске безобразного животного. Отдалённо все эти черты безумно огромных клыков, маленьких свирепых глазок, столь подвижных губ, с которых шматом падает вспенистая слюна, напоминают верпя зимой. Круг замирает. Немигающие глаза смотрят на него, держа в концентрации каждый штрих на коже. Естественность его присутствия в этом круге и кажется самым неестественным здесь. Не создаёт проблем. Не создаёт опасности. Не создаёт сопротивления. Не претендует. Пугает.

ЯГА
СЕРДЦЕ ПРЕКРАТИЛО БИТЬСЯ
СТАНОВИТСЯ ТЕМНЕЕ

Побелевшая от солей земля. Ступаешь в неё и пыль бьёт в ноздри, остервенело раздирая слизистую. Почва рассыпается под поступью. Всё завалено мусором, истекающим ядом, вливается в раскрытые трещины почвы, как заливают инквизиторы в рот заключенным раскалённое железо. Не слышно. Но это предстаёт перед глазами и кости трещат под давлением напряжённых мышц. Обидно.

Что они это сделали с ним?
Что не ты сделал это с ним?

Кто это чувствует? КТО. ЗДЕСЬ.

Припадаешь к земле, словно к животу матери в пять лет, с долгой прогулки по лесу, под ночь, наконец вернувшись домой. И поишь землю, разливаешься вышедшей из берегов рекой, но с норовом горной распускаешь языки и глаза по каждой щели, улице, выдавливая окна и ловя в ловушку каждого, кто бросал мусор на эту землю. Каждого, кто смел держать её в голоде и жажде. Кто смел выливать свои яды в её обезумевший рот.

Их постели стали их могилами.
И плевать, что они не знают, что их убило.
Потому что узнают.
Потому что Предместье никого из них не отпустит.
Запутает. Пообещает. Сожрёт. Переварит.
И снова будет смеяться. Смеяться голосом Яги.
Они вернутся в колыбель.

Скрежет слышен в голосе. Так, словно Жимолость, отвечая, достала свой кинжал и провела его по нагрудному доспеху, очень близко к сердцу. Всё словно бы в порядке, но марево нависло над полем — не только из-за пара вспоротых, остывающих тел, но что-то ещё спустилось к ним, тенями мелькает на лицах, искажая мимику и даже их черты. Взгляд Ренаты глубокий, утягивающий и не по-человечески внимательный. Ярогора сжимает челюсть и отходит с пути товарки, позволяя ей помочь своим товарищам.

Естественность происходящего и кажется самым неестественным здесь.

Яре хочется рыкнуть и забрать всех отсюда. Когда они вырезали целые селения язычников, никакой полк не соглашался ночевать вблизи: все чаянно верили, что после смерти люди, отказавшиеся от Бога, ходят демонами несколько ночей, и шепчут. Шепчут. Сжимают руками головы живых и давят, могут так до самой церкви висеть «терновым венцом». С язычниками всегда ходит что-то ещё.

— Мы должны уйти отсюда, – она начинает двигаться к Ренате и спотыкается. Воздух по глотке входит мечом, рука сжимает бок груди. Откликается болью. Злорадной. Хохочущей. Именно оно звучало в голове чудовища, отдающий последний удар серой спине. Но Стража это не остановит. Она выпрямляется, позволяя крови проливаться за края повреждённого доспеха, достаточно напитав рубаху под ним. Мороз легко пробирается к телу по мокроте.
— Оставлять своих людей на ночёвку среди скотобойни – не в моих правилах, – поднимает руки и хлопает в ладони, привлекая внимание всей поляны. Все знали этот знак.

Отредактировано Ярогора (2019-06-12 14:05:26)

Поделиться132019-06-22 18:30:52

Автор: Жимолость
Гость

[video2=240|70]https://music.yandex.ru/iframe/#track/52819507/7467399/hide/cover/black/[/video2]

Луна огромная, круглая, белая – что блюдце сливок, кошке оставленное; Яга выпила бы всю, сыто потянувшись – легла бы у порога, облизывая обманчиво мягкие лапы.
Жимолость на луну щурится, моргает: кажется ей на мгновение, что сливочная гладь подернулась кровью.

Только кажется. Потому что запах крови, на ночной стуже еще свежий, забился в тонкие ноздри.

То мерещится.
Не бывает кровавых лун.
Уж двадцать лет, как не бывает.

Яга выпила бы всю луну, проглотила бы, погрузив мир в чернильную ночь.
Непроглядную; такую, какой ночь и должна быть.
Чтобы неверные отродье своё баюкали и спали крепче.
Чтобы её дети в охоте своей не попали в круг света от факелов; чтобы не наткнулись грудью ни на вилы простолюдинов, ни на рогатину охотников, ни на меч стражей.
Чтобы неверные запирали ставни и двери засовами подпирали, и боялись бы блестящих в темноте глаз и клыков; споткнувшись о сытую кошку на пороге, чтоб не пинали её, а умоляли о прощении, сбивая колени да руки заламывая.
Чтобы отродье своё баюкали, да на жертвенный камень несли; чтоб исходила паром в холоде кровь тех, кто виновен по праву рождения.

Чтобы как прежде всё было.

Сыны грешников есть грешники. Но кровь смоет всё. Смерть – научит смирению.

Яга заносит кинжал из кости. Молится за души их; тягучим распевом возносится к черному небу молитва. Подхватывают: рычат, топчут, лязгают, лают. Подхватывают: качаются деревья, которые никогда не будут срублены для стен богомерзких хибар. Подхватывают: воет ветер, который никогда не будет оседлан, не коснется ни лопастей мельницы, ни паруса неповоротливого корабля.
Кинжал опускается, и сливочная луна становится багряной, и в звенящей тишине слышен выдох Хозяйки: благословляю.

Жимолость облизывает пересохшие губы с привкусом желчи.
От запаха крови в брюхе ноет, но не от тошноты – от голода.
Где-то в темноте стонет раненый страж.
- «Своих людей»… - повторяет Рената с кривой усмешкой. – Ладно. Ладно.
Смотрит, сощурив бесцветные стальные глаза, и взглядом колет не хуже кинжала. Видит, как неудобная, выдающая дрожь пробегает по мышцам Стража; как напрягается рука, сжимая грудь.
Пусть просит о помощи, как её товарищи. Вот оно, истинное братство на крови, чувство плеча: скулить на одной ноте, зовя врача.
Она говорит – «её люди».
Она н е в п р а в е так говорить. Здесь нет ничего «её», кроме крови, дури и запаха пота.

Хочет идти – пусть идёт, сжимая рану в горсти.
Люди будут ночевать здесь и останутся живы.

Что-то шепчет, уютно устроившись в беззащитности нового тела: ненадолго.

Жимолость отступает на шаг от Ярогоры и прочищает сиплое, картавое горло.
- Эй, - гаркает она, привлекая внимание стражей, живых и мертвых, здоровых и раненых, - Эй! Она, - Рената делает широкий, хлесткий жест в сторону Яры, - Говорит, что вы жить не хотите. Что уйти хотите. Что смерти не боитесь.
Тишина звенит. Кажется, и не дышит никто.
Боятся.
Но не Жимолости.

ах вот как.

- Останетесь, не будете тревожить свои раны – доживете до рассвета. Уйдете с поляны – убьёте людей.
Рената обводит взглядом темные, грязные лица.
- Мертвых монстров боитесь? Духов боитесь? И за страх свой товарищей в могилы отправите?.. – звонкое эхо разносится по холоду. Жимолость смотрит Яре в глаза ощетинившимся переярком.
Кровь сочится по сливочному блюдцу. Проси о помощи, пока есть силы.
- Она решила, жить вам или умирать. А я говорю: нельзя решать за людей.

Благословлять – можно.

Отредактировано Жимолость (2019-06-22 18:34:46)

Поделиться142019-06-23 16:56:46

Автор: Ярогора
Гость

Она бросает ей вызов. Оспаривает власть. Ставит под сомнение твердость слов и ума. Громко, чётко, перед всем отрядом — самовлюблённо, самоуверенно, так, как это делали священники, подготавливая судей к вынесу анафемы для очередной человеческой, простой человеческой души. Ярогора смотрит на Ренату. Не мигает. Глаза стекленеют от жара, что распускается ядом по груди; сердце не поёт, не говорит: оно просто отбивает ритм, под который меч действует отточено, опережая мысль.

Воздух свистит, протискиваясь сквозь плотно сжатые зубы. Свистит и дыхание тех, кто уже знает — не встретит рассвет. Они встречают слова Жимолости молчанием и недоумением: они вряд ли помнят её имя. Молодые духи едва, но заметно приседают к земле, инстинктивно избегая ответственности даже за свою судьбу. А бывалые…

Раздаётся смех. Болезненный, но куражный. Вымученный, но искренний. Кашель.

— Мы уже в могилах, – он бьёт себя по железным латам, распространяя звон над всей поляной, – предусмотрительно, – прошлись смешки. В глазах солдат проясняется, они все вспоминают, почему вообще стоят здесь. Не смешите. Не ради добра. И уж, тем более, не ради того, чтобы возвращаться всегда живыми. Молодым боязно. Они чувствуют силу товарищей, но ищут защиты и пощады у хрупкой девочки, что обещает им жизнь. Шанс отказаться от своего решения.

Потому что с Ярогорой идут только за смертью.

— Так что, – раздаётся старческий стон, хруст, его подхватывают братья по оружию с ворчанием «да хули тебе спокойно не помирается», – спасибо, но мы попестовали. Какой к чёрту сон и выздоровление в такой антисанитарии, милочка! – и поляна зашевелилась тенями, кряхтением и лязганьем металла. Кто-то командовал собирать носилки, кто-то подхватывал сам на спины едва ходячих. Никто никого не собирался оставлять. Звучат слова походных песен.

Ярогора приближается к Жимолости: рука в перчатке из жёсткой, пропитанной кровью чудовищ, хватает за лицо, большим пальцем проводя по щеке. Продавливая палец меж челюстей. На Ренату внимательно смотрят три пары глаз, в том числе и голубые.
— Не перечь мне, Рената, – голос двоится, а в глазах мелькнула бесноватая луна, лишив человечности лицо, – и не смей ставить меня против моих бойцов, – сталь в голосе обещала жестокой расправы.
Да, они грязные и тупые псы.
Но псы, которые сожрут лицо любому, кто потеряет бдительность.

— Ты смотришь на мою мужскую грудь так, как будто что-то потерял, – звучит словно пьяный напев, – приближаешься ко мне по чуть-чуть, но учти, что я гетеросексуал, – звук удара.
— Сам щас пойдёшь, уебок.

Их разговор теряется в гоготе и шутках, в вскриках боли и отборном мате. Отряд покидает проклятую поляну.

Отредактировано Ярогора (2019-06-23 17:05:49)

Поделиться152019-06-27 18:42:51

Автор: Жимолость
Гость

Жимолость спрыгивает с высокого - не по росту ей, не под стать, - коня, хлопает того по серому в яблоках крупу; летит грязь из-под сапог, летит грязь из-под копыт: конь танцует на месте, перебирает узловатыми ногами, гогочет.
Никто не держит его под уздцы, не помогает Ренате ни спуститься, ни залезть в седло.
Не предлагает воды и не зовет к огню.

Грязь хлюпает под сапогами, а брызги облепили голенище; а мерещится, что и самые глаза залепили.

Не зовут к огню и замолкают, стоит ей подойти в круг света.
Не из уважения, как замолкали бы, подойди к костру Ярогора; из какого-то мелкого, поганого упрямства, из желания показать доходчиво: чужая.

И из чего-то еще едва-едва уловимого, из того, что заставило их отводить глаза, когда ладонь Стража сжала подбородок разведчицы. Это что-то разливалось по глоткам черной патокой, страхом, ощущением, что они стали невольными свидетелями не простой стычки двух уставших людей - нет.

невольные свидетели чего-то, что не оставляет свидетелей: только затоптанные кострища и обугленные птичьи кости
или не птичьи.

Ухнуло над головой и затихло, едва слышно вспарывая округлыми крыльями предрассветный воздух.

Жимолость скрипнула сжатыми зубами, тыльной стороной ладони потирая щеку - стирая, сдирая прикосновение заскорузлой, влажной перчатки из кожи и забирается в седло снова - без помощи.

Они грязные и тупые псы.
Собакам - собачья смерть.

Жимолость перетягивает очередную рану очередного бойца чуть туже, чем нужно; чистит накусанные абсцессы тщательно, до прозрачной воды - и больно.

Они боятся смерти сильнее, чем хотят показать - и терпят.

Голубые глаза смотрят на неё из снов.
Голубые - и карие.

Смотрят исподлобья, с тихим рыком, с подрагивающими в оскале губами.

Ей хочется ударить так, чтобы думать забыл, как рычать - и тут же запустить руку в спутанную, пахнущую псиной жесткую шерсть. Вплести в неё пальцы, врасти, срастись, вдохнуть ночной воздух и почувствовать под ладонью горячие мышцы.

Голубые и карие глаза смотрят исподлобья, зло, но не пугают - они просто не могут смотреть иначе; такова их природа.

Мать простит.

…погибших трое. Довожу до Вашего сведения, что жертв можно было бы избежать, если бы командир второго отряда, Ярогора, последовала моему совету остаться на ночлег. Как полевой врач, имею все основания полагать, что раненных добил именно долгий переход, и ничто другое.
Вины своей в сем я не вижу.
Возможно, причиной такого решения было то, что командир была ранена сама. О своем ранении командир мне не доложила, помощь ей оказана не была. Есть все основания усомниться в разумности её решений.

Рената А. Фортескью,
полевой врач отдела разведки.
04.03 РП.

Тема закрыта

Страница: 1