Коридоры встречают их тишиной, и Тень, признаться, благодарен за то, что она выходит скорее «неловкой», нежели «траурной». Он качает в мыслях чужое обвинение, ковыряет ногтем забытую в кармане монетку и следит за Жимолостью боковым зрением, лишь бы не пропустить новый залп. Залпа не случается.
Случаются только несколько одинаково редких и одинаково знакомых лиц, одинаковыми призраками проплывающих мимо; и когда в пределах видимости наконец появляется нужная дверь, Тень не помнит ни одного из тех, кого только что встретил.
Стены отдела аналитики всегда его успокаивали — безотчётно и беспричинно, зато чертовски действенно. Но сегодня что-то не так. Тень теряется: взгляд слепо шарит по темноте, цепляется за одинокую струйку дыма, за тихий выдох, следующий за чужой репликой; но не успевает. Слишком медленно. Жимолость опережает его ровно на один удар лезвием наотмашь — по крайней мере, именно так звучат её слова.
Чтобы переключиться, Тени приходится сделать над собой усилие. Ещё одно, не последнее. Громкий, острый голос швыряет себя о высокие потолки, пружинит от темнеющего к ночи стекла окон, ещё пара мгновений — и убьётся, как эти странные насекомые, летящие на свет. Блядство.
Тень неловко вскидывает руки, хмурит брови, будто понять не может, с какой стороны подступиться и как не сделать хуже. Не навреди. Тьфу ты. Собственные ладони даже тянуться вперёд не хотят, будто Жимолость не Жимолость, а один из этих кузнечных инструментов, раскалённых докрасна — прожжёт насквозь и не поморщится. На такой случай у него, впрочем, есть пара защитных перчаток.
Слишком темно, и тени вокруг стремительно тусклеют, а сам он достаточно пьян, чтобы не справиться с управлением — но привычка, видно, берёт своё. Когда тень Жимолости поднимается с пола и скручивает её собственные руки за её собственной спиной, он выдыхает с видимым облегчением. И только затем — только после этого — позволяет себе разозлиться.
— Точно, — говорит Тень, наклонившись вперёд. — И знаешь что? Этот самый муж с удовольствием вскроет меня обратно, если ты решишь помереть здесь от внутчепе... внутрипереч... От гипоксии, короче. Не помирай от гипоксии, Фортескью. Помирать от гипоксии — та ещё дрянь.
Биологически возможная дрянь, что бы там некоторые ни говорили. Ещё пара таких подходов до множественных потерь сознания — и Жимолость обязательно справится, нужно только постараться как следует, до победного, мать его, конца; да что вообще за чертовщина?!
Тень морщится, скалится, отводит взгляд наследившим в гостиной псом. Он своей жизнью не дорожит, потому что дорожить нечем. Так может, хотя бы остальные в кои-то веки начнут печься за свои?
Но погодите-ка — что мы говорим ценным советам главы Гильдии Стражей? «Не сегодня».
Что ж.
— Тина.
Это «Тина» выходит немного более требовательным, чем нужно. «Тина, сделай что-нибудь». «Тина, я снова не знаю, как быть». «Тина, они опять». Тень знает, кого ему это напоминает, но давит мысль, давит, давит большим пальцем, как надоедливого, жирного, нахального паука. А потом смотрит на неё внимательно, впервые за вечер. И не узнаёт.
На Тине Шейли нет лица.
На Тине Шейли нет лица, а лицо Тени — видимо, из соображений мирового баланса, — смягчает свои черты, балансируя на грани между «Что происходит?» и «Всё будет хорошо». Тина Шейли... в растерянности? Это странно. Так не должно быть.
— Присядь, — роняет Тень. За коротким советом, почти врачебной рекомендацией, не следует никакого «пожалуйста», но это и не нужно. Он уверен, Тина поймёт.
«Бережно» — не про Тень. Не про следы от бритвы на подбородке, не про шершавые костяшки пальцев, не про «говорю раньше, чем успеваю подумать»; несмотря на это, он действительно старается. Даже когда оборачивается к Жимолости с этой своей кислой миной во всё лицо.
— И ты, Фортескью, — добавляет он. Второй раз подряд забытая «госпожа» — хреновый показатель. — Считайте, что у нас внеплановое чаепитие.
«...с виски в главных ролях», — хочется подытожить; но запасы кленового уже наверняка впитал любимый ковёр. Значит, обойдётся. Тени за спиной Жимолости ослабляют хватку постепенно, неторопливо — и это, чёрт возьми, жест доверия. Пусть попробует принять его за что-нибудь ещё.
Тень снова переводит взгляд на Тину и царапает ногтями внутреннюю сторону ладони:
— Ты можешь опросить Фор... госпожу Фортескью. В соответствии с протоколом. — Осечка. Он забывает сделать выдох и исправляется наскоро: — Я могу... Если хочешь.
И если он вообще вспомнит, что там по протоколу положено.
