Облажалась. Как это вообще вышло? Два неуверенных шага в сторону. Её шатает, будто внутри плещется добрых три пинты спиртного.  Всё-таки падает на колени. И это оказывается больно.
Ей просто нужно улыбнуться.

«Он очень боялся. Эта женщина поистине жуткая. Её длинный нос может учуять кого угодно, точно известно. Готов поклясться, она и его учует. А эти волосы? Такого цвета не бывает! Словно соль! И кожа. Бледная как покойник. Зуб даёт, такая же холодная.
Он сглатывает. Ему всего тринадцать. Ему бы ещё пожить. Очень хочется. И зачем согласился? Да разве был выбор? На кой хвастался, как метко умеет стрелять? И даже лук себе смастерил. А теперь что? Сидит в кустах. Руки трясутся. Как бы на себя ядом не капнуть. Уж тогда точно не выживет.
Женщина оборачивается, и он видит её лицо. Так хочется отвернуться, забыть. Да она уже неживая! Зачем её убивать? Но тетива натянута, темная капля падает с наконечника на землю.»

Первая стрела вонзается в левое плечо. Эреда удивлена и недовольна. Вторая, разрывая воздух, впивается где-то у правого пятого ребра. Боль не такая, сильнее. Жжется, как укусы сотен пчел.
Отравлены.
Эреда вырывает первую стрелу с рыком. Кровавое пятно расползается в стороны, но его почти незаметно на черной ткани одежды. Уже берется за вторую, но перед глазами всё расплывается.
Так быстро?
Цвета становятся другими. Ярче, искажаются. Просто ужасная мука. Она хочет, чтобы это немедленно прекратилось. Зажмуривается, но это совсем не помогает. Они здесь, рядом, хотят убить её. Эреда не позволит. Звериный оскал украшает лицо. Она готова к охоте. Этот хищник им не по плечу.

«Ему стоит бежать прямо сейчас, так быстро, как только возможно. Но он смотрит, широко распахнув свои ясные голубые глаза, затаив дыхание. Она ужасна и прекрасна. Её движения быстрые, но от яда, что продолжает отравлять кровь, неточны. Это не мешает. Перерезает глотку одному, вонзает тонкий острый клинок в сердце второму. Кому-то удается схватить её за волосы. Она не кричит, не морщится. На этом лице гнев, а из груди рвется звериное рычание.
Ему ужасно страшно. Ноги не слушаются. Не может встать. Знает, что настанет его черед. Она его найдет и убьет. Без всякого сомнения. А если увидит лук и пустую тёмную баночку, то будет очень больно. А вдруг эта женщина всё-таки умрёт? Вдруг они справятся? Вдруг яд действительно сильный?
Но их надули.
Пускай бы его выпороли, знай он, что произойдет, упирался бы руками и ногами. Никуда б не пошёл.
Только никто не знал.»

Она перед ними на коленях. Их осталось четверо или трое. Не может разглядеть, перед глазами пелена такого приятного молочного цвета. Лучше, чем безумная пляска ярких огоньков.
Просто улыбайся.
Они наконец-то замирают. В их глазах появляется ужас. Не могут оторвать взгляд от этого жуткого лица.
Раз.
Острие вновь окрашивается свежей кровью.
Два.
Их было всего двое. Какое расточительство сил. Эреда бы справилась и так.

Она тяжело дышит, капли пота стекают по лицу В какой-то момент ей чудится, что она их слышит. Шепчут что-то мерзкое. Пытается стереть, но промахивается. Скулы ноют, но это пройдет. Скоро всё пройдет.
Эреда знает, что в кустах поджидает ещё один. Слышала, если, конечно, это не игры отравленного разума. Никто отсюда живым не уйдет.

«Разве сейчас он не сильнее? Но не может сопротивляться, когда это чудовище с трудом вытаскивает его за шкирку, рухнув при этом назад. В этих красных глазах продолжает гореть что-то жуткое.
Убьет. Убьет, не задумываясь.
Но она почему-то не торопится. Её лицо меняется. Становится недовольным, как ему кажется.
- Сколько…
Ей тяжело говорить, это чувствуется.
- … тебе лет?
Что? Что за глупость? Какое ей дело?
- Т-т-тринадцать.
- Проваливай.
Не понимает.
- Проваливай!
Теперь он мальчик, который выжил. Можно ли бежать ещё быстрее?»

Грудь высоко вздымается. Каждый вдох становится глубже, но воздуха всё равно не хватает.
- Убийца! Убийца!
Мерзкие птицы. Когда же они замолчат. А сил нет даже метнуть камень. Кожа горит, Эреде хочется разорвать одежду, чтобы хоть как-то охладиться. Жар невыносимый.
Она просто ненадолго прикроет глаза. На секунду. И станет легче.
Мгновение длится слишком долго.
Эреда и правда дико облажалась.

Такое уже случалось раньше. Когда-то давно. В другой жизни, в другой эпохе, с другой Эредой. Даже имя было другое, красивое и нежное. Несколько разноцветных таблеток. Розовая, желтая и белая – самая большая. Два глотка воды до омерзения теплой. А после словно каменная плита придавливает к постели. Руки и ноги становятся неподъемными. Даже дышать становится лень. Но она всё чувствует. Теплую руку на плече, мягкие касания идут ниже, сжимают её пальцы. Тихий голос говорит что-то, но она больше не может слышать.

Сейчас было так же. Она не способна пошевелить и пальцем. Погруженная в кромешную вязкую тьму, Эреда чувствует лишь жар, не желавший проходить. Быть может, именно так люди чувствуют себя в пустыне? Она ни разу там не бывала. Кожа сухая, горячая, ещё немного и можно будет порвать, будто тонкую бумагу, жажда становится невыносимой, губы потрескались, показывая миру яркие соленые красные капли. Негде скрыться, некуда убежать.
Об оазисе не стоит даже мечтать. Как и о шансе выжить.

Ей бы вспомнить, что всё это игра. Отравленные стрелы делали своё дело. Но Эреда уже не уверена, что жива. Именно так выглядит ад? Пустота и темень? А где же её собственный котел? Она не прочь ещё немного прогреть свои кости, потому что заслужила. И если кто-то полагает, будто Эреда не ведает, что творит, то стоит их разочаровать. О наказании в конце своего пути тоже в курсе.
Сколько времени проходит? Часы, дни, годы? Она уже и не ждёт ничего. А потом всё приходит в движение.  Грубо, неаккуратно, словно она какая-то очень ненужная посылка, либо кто-то забыл написать: «Хрупко». Несколько раз её роняют, скорее всего прямо в грязь, возможно даже лицом. Эреда пока не понимает, всё очень туманно, но ощущения бывают слишком явными и чёткими, словно вспышки.
Конечно, никто сладко не шепчет ей на ухо, что «это пройдет», «все хорошо», «спи». Доносится брань и какие-то нечленораздельные звуки. Становится ясно одно – она жива. Но вот удача ли это? Стоит задуматься.

Звуки с каждым разом всё чётче. Она уже разбирает слова. Мужской голос насмехается над ней, всем своим видом показывает, что сильнее, а Эреда жалкая, никчемная. Десять смертей? Да она и одной не стоит.
Ей очень хочется, чтобы голос замолчал, но он говорит всё чаще, все громче. Поет? Да нет, не может быть. И как же много болтает. У Эреды определенно заболела бы голова, но темное болото всё еще держит цепкими лапами. Это испытание за грехи, и если его выдержать можно получить главный приз – возможность перегрызть глотку.
О великие Боги, да заткнись ты уже.

Она голая. И ей это не нравится. Кажется, быть ещё беззащитнее просто некуда. Эреда пытается захлебнуться в собственном сознании, лишь бы это прекратилось. Вода охлаждает, наполняет иссохшую кожу, возвращая ей былой вид. Всё вновь грубо, неаккуратно, неумело, но в тоже время осторожно. Он словно боится, напряжен, в любой момент готовый отпрыгнуть. Ей нравится это ощущение. Только вот возможно она придумала его сама. Опасаться полудохлого зверя не стоит. Момент последнего дыхания давно прошел. 
Но пускай человек видит каждый шрам – символ сражений, из которых вышла победителем. И лучше бы ему бросить это дело, потому что скоро Эреда откроет глаза.

Конечно же, на ней нет привычного камзола. Какая-то широкая бежевая рубаха из грубой ткани, что неприятно царапает кожу, явно ей велика. Может, Эреда и неприхотлива, но сейчас ей словно неловко и некомфортно.  Кажется, она испытывала подобное, и ей не понравилось.
А ещё обладатель голоса рыжий. Кто бы сомневался. На дух не переносит рыжих. Этот цвет вызывает в ней неясную злость. Впрочем, вещей, вызывающих подобные эмоции у Эреды немало.
Но дело не только в цвете волос, от которого меж бровей прокладывается морщина недовольства. Она знает это лицо. Хоть разум ещё не вернулся в прежнее русло, бултыхается, пытаясь выбраться на берег, Эреда уверена – с этим парнем они знакомы. Хоть и не настолько близко, чтобы он вытаскивал её, безумную убийцу, с того света.
Она совершенно не понимает, зачем было это делать. Он явно дурак, других идей нет. Даже если решил наживиться, то мог бы просто скинуть ослабшее тело тому, кому нужнее, коль живая нужна. Почему-то многие требовали её именно с бьющимся сердцем. Но нет же, ходит с важным видом, отпускает очень странные, для Эреды, шутки, пытаясь указать, что сейчас он очень главный, а она не такая уже опасная и неуловимая.
Впрочем, про неуловимость, кажется, никто никогда не упоминал. Не она ли проторчала в темнице, обдумывая свое поведение. И додумалась до того, что убивать ей по нраву.
Ах-да. Да-да. У неё была маменька. Самая красивая женщина на всём белом свете. Её глаза были такие яркие, такие голубые, словно безоблачное небо. А потом пришли они. Маменька им понравилась. Очень. По несколько раз. Небо затянули тучи, глаза покрылись пеленой. И Эреда осталась один на один с ними, потому что тоже приглянулась.  Но она молчит.

Её дергает, когда приторно-сладкий издевательский шепот льется в ухо. Она скрипит зубами, не желая признавать сохранявшуюся слабость. Да чем, черт побери, были смазаны эти стрелы?! Только вот узнай название, все равно бы пожала плечами – яды совсем не её стезя. А вот судя по тому, что глаза наконец-то открылись, и ощущение томления в печи наконец-то отпустило – этот самодовольный хам в этом что-то понимал.

Он всё продолжает своё представление одного актёра. Эреда не вмешивается, хотя зубы чешутся. «Весельчак» делает неосторожность, вновь приближаясь со своим желанием запихнуть в рот убийцы еды. Стоит отметить, она и впрямь голодна.
Эреда дергается вперед, слишком явно чувствуя, как ремни впиваются в кожу, оставляя яркие красные следы. Ей нужно быть ближе. Она чувствует его запах – пот, спиртное, какие-то травы и что-то ещё смутное знакомое, сейчас не в силах разобрать.
- Я хочу перегрызть тебе глотку.
Голос хриплый слабый и не её вовсе. Эреда падает обратно, пытается улыбнуться, но нижняя губа трескается, и вместо усмешки – гримаса недовольства.
От злости всё-таки хватает эту проклятую кашу, которая смешивается с кровью из трещины, делая её не такой пресной, а солоновато-металлической. Сейчас Эреде такое не по нраву. Жует совсем недолго, с силой проглатывая.
- Сколько?
Пытается говорить громче, но сухость в горле мешает. Кашляет пару раз, от чего ремни вновь впиваются в тело, а в плечо и под ребром в который раз прорезывается ноющая боль.
- Сколько тебе обещали?
Эреда не предложит больше. Она нисколько ему не даст, если не считать возможности остаться в живых, ведь если он продолжит холить и лелеять, то в скором времени для неё не составит труда добраться до пульсирующей артерии на его шее.

Отредактировано Эреда (2019-04-01 02:12:06)

Гекльберри, Гекльберри. Слишком сложное имя, длинное и грубоватое на слух. Она даже попробовала произнести его вслух, тихо, чтобы он не услышал, но запнулась где-то в середине, выругавшись. Эреда будет звать его Болтун. Это прозвище куда больше ему подходит. И вряд ли будет сюрпризом, если кто-то до неё уже дал этому человеку такую кличку. Потому что он говорил даже во сне, боги его разорви! Как это вообще возможно? Она не слышала, что конкретно говорил её «страж», но это определенно были слова. Эреда во тьме смотрела в потолок, задумываясь о том, что сначала вырежет ему язык. Однозначно. Только вот, кажется, к этому можно привыкнуть, именно поэтому она засыпает и сама.

Пятнадцать тысяч. Так вот, сколько стоит Джокер. С богатыми же ребятами связался этот малец. А сам он был отчаянный, раз вызвался доставить её с бьющимся сердцем. Уверен ли сам, что такой расклад порадует заказчика? Накинут ли цену? Что ж, возможно в чём-то он был прав. Это ей противно видеть своих врагов в цепях.  Но только ведет совсем не благородство и честь, а грязные мотивы, жестокость и желание загнать в угол. Разве не по этой причине Эреда в данный момент прикована к кровати?
Ей вообще не интересно его мнение, особенно касаясь цены её тощего бледного тела. Но механизмы в голове Эреды закрутились, заскрипели, сбрасывая последние оковы ядовитых стрел. Она тоже в каком-то степени рисковая, на самом деле, просто безумная, вот как это называют другие люди. Только вот извечен вопрос о том, что есть сумасшествие.
Эреда хочет посмотреть в лицо того, кто так отчаянно возжелал столь лакомый трофей, чтобы потом, конечно же, его убить. Не сразу. Стоит растянуть удовольствие. Нужно показать другим – с ядовитыми змеями нельзя играть. Эти мысли грели Эреду. Да, есть что-то ненормальное в такой нездоровой жажде лишать других жизни. Но тут же всё оправдано?
А потом она найдет этого рыжего. И тоже убьет. Наверное.

Эреда хочет спросить, сколько они уже здесь находятся, но почему-то молчит, будто и этот вопрос сделает её должной. Только ведь не просила же себя спасать. Это было его осознанное решение. Не очень разумное, если честно.
Эреда вроде как и не пытается играть по его правилам, а всё равно отвечает. Рвано и коротко, но всё же вступает с ним в диалог, ясно понимая – именно этого он и хочет.
Да-да, человек она, только вот не такой же, что он несёт? Сам-то очень порядочный? Связался неясно с кем. Наживается на грязной работенке. А мог бы овощи выращивать, травы полезные, стоял бы в дерьме по колено, зато дело полезное.
Ей нравится быть мерзавцем. Именно это она сообщает надоедливому собеседнику. Сама же кормит его. В мире есть добро и зло – что совершенно неудивительно. И кто-то должен выбирать черную сторону, чтобы не нарушать мировой баланс. А может просто потому что негодяем быть проще? Эреда конечно же знает причину своей непорядочности, только никому не скажет. Она тоже женщина со своей загадкой. И как же тяжела бывает для неё эта ноша.

Она больше не дергается во время еды – послушная девочка. Вид постепенно становится посвежее, если в отношении Эреды вообще приемлемо подобное. Глаза всё чаще стали поблескивать, будто рубины на свету, кожа из землистой вновь стала призрачно-белой. Губы перестали отдавать синевой. Но всё равно кажется, что это создание умерло уже давно. Только шум дыхания и редкие фразы говорят о другом.
Раны затягиваются плохо. Она морщится, недовольная, что вновь приходится сидеть раздетой. Да и холодно здесь. Но старался Гекльберри на славу. Хороший человек обязательно сказал бы спасибо, а вот Эреда кривит лицо.
В столицу, так в столицу. Разве выбор у неё большой? Да и не терпелось уже отправиться в путь, чем лучше себя чувствовала, тем больше становилась жажда сжать в руках клинки, что звали – она слышала. Конечно, никто их прям сразу не вернет, но Эреда готова ещё немного потерпеть. Самую малость.
А Болтун всё продолжает свой трёп, отвлекая от сладостных мыслей, зашивая её камзол. Шутка такая? Это он всё еще серьезно? Он штопает одежду жестокой убийцы? И кто из них безумец? Эреда начинает задумываться о том, точно ли этот человек в более здравом уме, накидывая себе пару очков благоразумия, даже не задумываясь о причинах такого. В мыслях ни разу не возникнет – это всё потому что я женщина? Потому что человек?
Она обязательно ему улыбнется, если он так просит.
Право слово, лучше бы он сидел на стуле и дальше. Кровать скрипнула под весом его тела. Ладонь у него большая, даже слишком, теплая и с мозолистой кожей. Её руки тоже не образец для подражания, милым аристократизмом и не пахнет, но всё равно мягче и холодные. Эреда смиряется с его замашками, даже не пытаясь освободиться.
Ничего. Это скоро закончится.
На мгновение ей кажется, что он действительно говорит серьёзно и искренне. Ошиблась? Дала маху? Ещё бы. Как только слышится его смех, убийца закрывает глаза, считая до десяти. Это никогда не помогает, а сейчас и подавно. Таинственно-романтических очерков что ль начитался? С трепещущими платочками?
Да, узнаем, а потом я попробую его кровь на вкус.

Что это за абсурд? Она способна одеться сама. Но по просьбам трудящихся всё происходит комичнее некуда. Эреда раскинула руки, желая лишь об одном – при первой удобной возможности себя ущипнуть. Потому что такое бывает только во снах.
- Вы очень аппетитная.
И Эреда улыбается, чувствуя, как хватка мужчин, что держат её, становится сильнее, а полная женщина, которой предназначался столь «милый» комплимент, судорожно пытающаяся застегнуть неподдающиеся пуговицы, замерла. Эти лица просто прекрасны. Что ж, разве у Арлекина не должно быть хорошего чувства юмора?
Водружение её тела в телегу было тоже просто прекрасным. Она в тысячный раз выругалась, вспоминая всё новые слова и, видимо, изобретая новые. Вновь эти проклятые ремни, что давили даже сквозь ткань. Это начинало раздражать.
Всё это ей напоминало путь в темницу. Конечно, стража не была столь заботлива. Интересно, целое личико – тоже один из пунктов заказа?

- Ты хоть когда-то замолкаешь?
Вопрос скорее риторический, не требующий ответа, которого и не будет.
Она вполне себе в курсе, как выглядит и что за эмоции вызывает. Когда только появилась в сказке была же не такой. Совсем другой. И глаза иного цвета, и волосы. Какая же она была? Эреда знает, что нельзя вспоминать, только вот образ вырывается из памяти.
Смотри, кем ты стала.
Да, она видит. И Эреда довольна.
Нет, она никогда не задумывалась, что если бы да кабы.  Сколько себя помнит, то всегда была окружена трупами. Помнит нелепые танцы и песни, лишь бы не было страшно, лишь бы не вляпаться. И все равно наступает на чьи-то кишки босой ногой. Старается не плакать, но слёзы текут сами. А потом всё проходит само, будто простуда.
Вслух так и не произнесет ни слова. И даже пристальный взгляд не мешает ему замолчать. Удивительный человек. Опустившая тьма тоже не смогла не сморить это гиперактивное создание. Да и она сама не могла сомкнуть глаз. А стоило бы, во сне время идет быстрее.
Уже хочет ответить, что конкретно думает в данный момент, но не судьба. Громкое ржание заставляет моментально напрячься. Знакомый звук разрывает воздух – стрела. Точное попадание на смерть. Не повезло и сопровождающему, дома его буду долго ждать, а похоронить будет нечего. Знала ли Эреда, что не добраться им до столицы без проблем? Предполагала.
И вновь Гекельберри помогает пленнице, утаскивая за собой вниз. Не совсем удачно – Эреда прикладывается затылком о лавку.
- Да я ходовой товар.
Смешок тихий и злой. Так было всегда, только раньше за неё особо не платили, если не считать табака и алкоголя. Она бы рассмеялась громче, но это выдало бы с потрохами.
Слишком тихо, чертовски тихо!
Затем она слышит треск ломающихся веток и вновь ничего. Их укрытие настолько ненадежно, а положение незавидно, что остаются считанные секунды до того момента, как их найдут.
- Освободи меня.
Сладкий змеиный шепот на ухо. Ядовитый и тягучий. Не выживет он один и денежки свои потеряет. Эреда уверена, бросать её он не собирался, слишком уж много сил будет потрачено впустую.
Эреда бы посмотрела бы на его испуганное лицо. Не может произнести и слова. Это было бы прекрасно, но сейчас явно не время для такой шалости.

А этот парень очень упрямый. Даже слишком, но она не будет уговаривать его и настаивать. Он выбрал путь тяжелый и тернистый, причем только для самого себя. На данный момент Эреду ситуация несколько забавляла. Ведь так хорошо, когда в теле привычные сила, гибкость, желания.
Она не собирается удирать, пока он живой, ведь глянуть в лицо желавшему ей смерти всегда приятно, а сама Эреда конечно же не будет заниматься такой ерундой, как поиски. Тут всё просто удачно сложилось.
Бежит следом за ним даже не оборачиваясь – неудобно это. Да и плевать ей, сколько сзади людей, убьёт любого. А если Гекльберри полагает, что без него не справится, то кажется подзабыл, с кем имеет дело. Ей нужны были свободные ноги, остальное дело ловкости.
Конечно же, она собиралась сломать себе запястье, дабы хоть как-то освободить из оков свои руки. А там уже разберется, невелика потеря. Но это план на самый крайний случай, которым являлась смерть Гекльберри.
А пока что он тут, живехонький, и не собирался сдаваться, волоча её за собой всё глубже в лес, уворачиваясь от стрел. Ей тоже приходится показывать акробатические чудеса, но все же один наконечник проносится слишком близко, оставляя ссадину на лице.
Отпусти. Отпусти. Отпусти. Ты что, не слышишь? Я убью каждого, сколько их не было. Дай мне напиться их кровью, и, может, я оставлю в живых тебя.
Конечно, он не слышит. Ему совершенно не стоит знать этих мыслей.

Она может бежать быстрее, намного быстрее, но Эреда старается просто не отставать, хотя могла бы умело упасть, подставив неуемного болтуна, который даже во время бега, запыхавшись, умудрялся кидать фразочки в духе: о, из-за чего же тебя все так ненавидят, Эреда?
Действительно, крайне интересный вопрос, почему же? Стоит ли провести расследование? Хотя, постойте, она же просто чертова убийца, за которую назначена награда в пятнадцать тысяч лайнов, бесспорно, эта группа людей, о численности которой можно только догадываться, явилась перед их телегой в ночи только для того, чтобы ограбить.
Не первый раз? Ха-ха. Уверена, такая добыча у тебя впервые. Сдавайся уже.

Не сопротивляясь, усаживается на землю. Зачем же так осторожно? Она не ваза, не разобьётся. Но стоит просто смирится с его странностями и смотреть с улыбкой, как он пытается выжить и между делом, сохранить её статус пленницы.
Прямо-таки бесплатное представление, в котором есть огромное желание поучаствовать, но на сцену не пускают. Ждут подходящего момента, лучшего. Она терпеливая.
- Ты промахнулся.
Издёвка, полная самодовольства. Эреда поднимает руки, показывая, что вот его спасение, прямо здесь, перед ним. Просто нужно сделать пару простых движений. Достать ключ и повернуть его в замке. Интересно, долго ли ему осталось?

От неё ли отвернулись боги? Очень спорный вопрос, Гекльберри.
Он всё-таки сдается. Запястья наконец-то становятся свободными, оковы шлепается на землю, побежденные. Эреда потирает руки, разминая их. Всё-таки свобода – одно из самых приятных ощущений.
Разберется с проблемами? А они у них есть? Кажется, больше никаких.
Пальцы касаются холодных рукоятей клинков, и Эреда закрывает глаза, дабы насладиться этим чувством. Сталь звенит, просит поскорее окрасить в красный свет, насытиться кровью врагов, а она не может им отказать. Никогда не могла.
Эреда поднимается на ноги. Их компания заметно пополнилась. Стоит пригласить их на танец?
- Надо же. Попал.

Эреда не знает пощады, не ведает усталости, а на лице наконец-то улыбка, которая действительно искренняя.  Не стоит быть большого ума, чтобы понять – сейчас ей нравится то, что она делает. Броня нападавших слабая, лезвие легко впивается, прорываясь сквозь ткань, пронзая тело. В этот раз Эреда не ведет счёт убийствам, утоляя голод, с которым совершенно не справилась резиновая каша в их временном пристанище.
Она тоже получает раны, но те лишь распаляют и без того возбужденное сознание. Потом тело будет болеть, на руках появятся новые мозоли, да и лезвия нужно будет наточить, но это всё позже.

Он падает, а она смотрит сверху вниз, продолжая улыбаться.
- От меня ли отвернулись боги, Гекльберри?
Даже не запинается.
Не пугает оружие. Целится прямо в грудь, только вот выстрела лесная глушь так и не услышит. Погнавшийся за безумием проиграл.
Эреда ставит ногу ему на грудь, придавливая к земле. Ухмылка спала с лица. Теперь лишь высокомерие осталось на бледном лице, что было таким ярким в темноте. Она наклоняется, приставляя одно из окровавленных лезвий к горлу.
- Ты ведь понимаешь, что всё закончилось?
Его фраза. Она помнит каждое слово, которое он говорил. И они злят.  Но что-то мешает. Эреда недовольно пинает тело, выпрямляясь.
Ненавижу рыжих.

Конечно, она уходит. Оставляет его валяться среди трупов. А затем возвращается, изрыгая проклятия, которые любую бы женщину сделали из прекрасной леди сущей фурией, но тут ситуация особо не меняется.
- Мерзкий сучий ублюдок.
Именно с такими словами Эреда тащит его прочь с поля боя, волоча по земле. Да, она ловкая, быстрая, неуловимая, но вот тяжести не её конёк.
- Почему ты сразу сдохнуть мог.
А почему же ты его не убила?
Гневные речи разносятся по всему лесу, и если кто-то остался в живых, то ему стоило бежать оттуда что есть мочи, даже не пытаясь в одиночку справится с этой разбушевавшейся ведьмой.
Привалив бессознательное тело к толстой ели, Эреда выдохнула, вытирая пот со лба, оставляя на лице кровь, только не свою. Вид у него был чертовски плачевный. Кажется, или веснушки стали ярче? Боги, она убийца, а не мать милосердия. Но Эреда всё-таки присаживается перед ним, освобождая рану от одежды.
С силой вырывает наконечник, после чего струйка крови тонким ручьем стекает вниз, постепенно замедляясь. Это снова напоминает о прошлом. Слишком часто ей приходится окунаться в это болото за время их совместного «путешествия». Может не поздно плюнуть, развернуться и уйти? Но вместо этого осматривает рану внимательнее, надеясь, что никакой отравой тут и не пахнет.
Эреда бесцеремонно сует указательный палец в дыру, оставленную стрелой, а затем с непробиваемым выражением лица слизывает с него кровь. Никакой горечи, никакой примеси, лишь соль и металл.
Должна ли она ему на самом деле?
Вместо ответа самой себе, Эреда идёт собирать хворост, продолжая свою бранную речь, только уже намного тише. Всё-таки, она тоже человек, ей тоже досталось. Ну хоть удовольствие получила.

Эреде удается и воды добыть. Всё-таки не проходят даром скитания по лесам. Яркие языки пламени взмывают вверх, словно пытаются достать до ночного неба, осветить и его. Ей приходится оторвать рукав собственной одежды, чтобы перевязать плечо Гекльберри. Стоило распрощаться с костюмчиком уже в первый раз.
Давно она тоже так делала. Жертвовала своими жалкими тряпками, чтобы остановить чью-то кровь. И по своей воли, и против. А сейчас что ей движет? Желание узнать заказчика? Эреда предпочитает остаться с этой мыслью, чтобы утешиться.
Она садится рядом, в последний раз осмотрев некогда слишком болтливого человека. Зато он наконец-то молчит.  Даже слабое дыхание не прерывают редкие слова.
Тихо. И холодно. Она растирает оголенную руку, уставившись в огонь. На что там можно вечно смотреть? На три вещи? Да? Вода, огонь и человеческая глупость.
На этот раз тишину разрывает Эреда. Всё равно не услышит, а ей так сильно нужно поговорить именно сейчас.
- Надо было тебя бросить. Мы многих бросали. Не сейчас. Тогда.
Её речь всегда какая-то рваная, словно сама не может собраться с мыслями.
- Я не хотела их спасать. И тебя тоже, в общем-то. Но мне сильно доставалось, - она откидывает голову, упираясь в шершавый ствол, - интересно, ты знаешь настолько больно получить ботинком с металлическим мысом в живот, когда тебе тринадцать. Хорошие были ботинки. Долго служили. Тут таких нет.
Наверное, Эреда рассказала бы что-то ещё, но закрывает глаза. Ей холодно, словно вновь выкинули в одном мешке.

Отредактировано Эреда (2019-04-03 02:11:42)

Скорее всего, она никогда не признается, что довольна улучшением его состояния. И дело было даже не в человечности, которая, возможно, крылась где-то глубоко в самом углу сознания, иначе как объяснить этот поступок? А в факте успеха. У Эреды получилось вытянуть с того света. Впрочем, звучало довольно громко. Вряд ли он умер бы быстро, слишком живучий. Приходил бы в сознание, бредил, быть может, даже проверил свою удачу в попытках выбраться из леса. Не стоит даже сомневаться – провальная ситуация.
Она разделывает убитое животное прямо на месте, не желая тащить к костру. Мяса немного, но Эреда неприхотлива. Будем честны, ограничилась бы и насекомыми, да кореньями, если бы не Гекльберри. Как скоро она начнёт стыдить себя за заботу и доброту? Давно уже ругается сама с собой, закатывая истерики.
Да он хотел тебя продать!
Но спас же.
Ты никому ничего не должна.
И этот спор уже который час, а на лице не дрогнет ни один мускул.

Кажется, Эреда будет скучать по тому короткому времени, которое он молчал, а она говорила. Так ей нравилось больше. Говорят, откровения полезны для психики. Стоит ли в её случае озадачиться данным вопросом?
Эреда не удостаивает его ответной улыбкой, да и приветствием тоже, а лишь молча возится с небольшой тушкой, что скоро станет совсем крохотной.
Она отлично справилась на поляне. А вот он нет. Поэтому теперь они играют по её правилам. И пистолеты ему не помогут, не спасут, у неё есть туз в рукаве, о котором он не может знать, никто не знает. Кто видел – уже мертвы. Эреда надеется, что это понятно и объяснять не стоит.
Всё-таки смотрит на него. Внимательно, не скрываясь. Никогда не понимала, что может быть постыдного в изучении? Подобное поведение и короткие взгляды - удел кокетливых милых дам. Она видит то, что должно греть душу и чёрствое сердце. Радовать и веселить. Только что-то сейчас Эреда чувствует мерзкую горечь на языке от страха, что Гекльберри пытается скрыть на дне своих голубых глаз.
Нет-нет. Это на руку.
- Следующего раза не будет.
И Эреда с каким-то неловким движением в который раз растирает руку, которая всё никак не привыкнет к холоду. Да и не знает она, как выглядит северный лопух. Как понять, что он северный-то?

От этого мнимого дружелюбия, хочется затолкать ему бревно в глотку, но, к сожалению, ничего подобного под рукой не оказывается.
Эреда не уверена, что условия, в которых они оказались, благоприятны для шитья ран, но всё равно достает иглу и нитки.
- Загноится.
Она держит иглу над пламенем, скорее, как рефлекс, нежели необходимость. Нитки простерилизовать ей нечем. Надо же, какой год уже провела в Сказке, а до сих пор не знает, насколько актуальны эти обыкновенные человеческие вещи в этом мире?  Свои же раны обычно бросает на самотёк. Что удивительно – заживает как на собаке. Дикая псина из дикого мира.
От «детки» её лицо становится ещё страшнее, если такое возможно. Но всё равно старается как можно аккуратнее проткнуть кожу, а шов сделать поприличнее. И вновь в который раз в голове будто удары колокола слова: «натяни нить», «зафиксируй» «бестолковая девка». Её многому научили, наверное, можно было бы и спасибо сказать.
- Они не за мной пришли, - новый стежок, новый прокол, это занятие успокаивает. – Тебя хотели убрать. Повёлся на большие деньги.
И как можно настолько монотонно говорить?
- Предложение, говоришь, - Эреда затягивает нить, осматривая свою работу. Могло быть и лучше. Шрам будет так себе. – Вряд ли у тебя есть то, что мне нужно.
Она вновь смотрит на него. На этот раз слишком близко. Людям тяжело быть с ней настолько близко.
- У тебя ничего нет.
Но Эреда конечно же его выслушает. Это женское любопытство? Неужто не обошло стороной? Аукнется же ведь, но клинки вытянут и в этот раз.

- Твои шутки приближают тебя к тому, что я вырву тебе язык. Сразу решиться вопрос о том, кто будет говорить.
И в этот раз речь хоть как-то эмоционально окрашивается, но не в пользу Гекльберри. Только вот, кажется, она пошутила. Юмористка из Эреды тоже совершенно прекрасная.
План ей совершенно не нравился. Почему они просто не могут прийти, и она его убьет. Что ему нужно вытащить, какую к чертям информацию. Что за усложнение жизни. И если ему уж так необходимо, то тут Эреда тоже на ура справится. Она многое ведает о пытках и с радостью готова делиться данными знаниями наглядно.
Неужто хочет стрясти денег?
Стоит ли удивляться подобному? Только не похож он на человека, что гонится за наживой. На дурака - вполне. Поэтому и согласился на такую авантюру, что всё еще может стоить ему жизни.
- Мне всё равно кого убивать.
Информация, которая известна каждому первому, озвучивать её не стоило, но она зачем-то в который раз говорит это вслух. Словно смакует.
- Мне не нужна для этого вина. Тебя это, - Эреда пытается подобрать слово, - беспокоит?
Будто ей не плевать.
Рукопожатие? Он серьезно? Ещё немного, и она бы точно закатила глаза.
- Я хочу новый костюм, - Эреда кивает головой в сторону оторванного рукава.
Отличная сделка, милочка. Как хорошо, что ты убиваешь людей, а не торгуешь.
И вместо того, чтобы сжать его ладонь, она, хоть и несильно, но достаточно, чтобы вызвать боль, ударяет Гекльберри в раненное плечо.
- И ещё кое-что, - он же не думает, что у неё пропало желание его смерти? – Я дам тебе фору, но если увижу вновь, то сожру твоё сердце.
Ведь правда сожрёт. А сейчас сдалась, хоть и делает вид, что не потерпела маленького поражения, согласившись на план, который звучал сомнительно и скомкано. Да и кажется, Эреда догадывается, почему.
- Ты даже не знаешь его имени, - уголки губ дергаются, а затем она начинает хохотать, распугивая птиц. – Отчаянный. Мне нравится.
Эреда разбрасывает тлеющие угли, что долго ещё будут греть мерзлую землю, напоминая местному зверью о присутствии человека на их территории.
- Что ж, - всё это неизбежно, - веди.

« От любви до ненависти один шаг» - она слышала эту фразу. Знала, что наоборот это тоже вроде как работает. Только по её мнению, что считалось крайне авторитетным, всё это брехня собачья. Никогда ещё не удавалось полюбить человека, которого ненавидишь. А возненавидеть возлюбленного? Бывало ли подобное в её жизни? Она не может припомнить. Точнее, скорее не хочет. Вечно у неё какие-то проблемы с чувствами.
Она смотрит на него сверху вниз, пытаясь то ли что-то прикинуть, то ли сообразить.
- Я не ненавижу тебя, - слова о её влюбленности вызвали на мгновение какую-то лицевую судорогу, будто непроизвольно, словно она и не желала показывать эмоций на этот счёт. – Просто хочу тебя убить.
Эреда как-то невзначай пожимает плечами.
- Мы, убийцы, так поступаем.
Она тоже умеет шутить. По крайней мере, Эреда в это свято верит. Просто Арлекин не особо разговорчива, чтобы демонстрировать своё мастерство.
Ей вроде как хотелось поговорить ещё, пока она штопала, стараясь не усмехаться от звуков, что издавал Гекльберри, но всё равно продолжала привычно молчать. У неё нет друзей. Есть враги  и единомышленники. Ей не нужно больше. В этом Эреда себя убедила почти стопроцентно.
Поскорее бы это кончилось.
Но, видимо, «поскорее» не будет, ибо они только на середине своего пути. А многие находят болтливых попутчиков сокровищем.

Она молча наблюдает за столь типичным и банальным ритуалом погребения умерших. Эреда могла бы предложить помощь, но не хочет. Не стоит простого человека осквернять кем-то подобным. Мало ли, что привидится ему на том свете, попробуй она помочь.
Кажется, у него была семья.
Факт, что почти не вызывал эмоций в равнодушном бледном теле. С каждым годом она становится всё черствее, что должно пугать, наверное. И если покопаться, да признаться самой себе - да, ей бывает страшно.
Эреда закрывает глаза. Это всё становилось так утомительно. В том мире они не занимались этим. Враги или союзники – плевать. У них не было времени на погребальные ритуалы. Да и человек – это один из источников мяса в голодные годы. Тошнота подкатила так неожиданно, что Эреда резко встала с места, куда её так «заботливо» в очередное раз усадили. Пара глубоких вдохов, и всё приходит в привычное русло.
Человеческое мясо омерзительно сладкое.

Она не видит необходимости отвечать на вопрос. Это не нужно ни ей, ни, уж тем более, Гекльберри.
- Нет, не бывала.
Её  хриплый голос звучит так тихо в сравнении с этим рыжим болтуном. Эреда делает слишком большой акцент на этом цвете.
Ей уже хочется увидеть этих кукол. Они похожи на неё? Такие же пугающие? Эреда надеется, что одна из них действительно повернет голову. Можно ли будет забрать такую с собой? Да и стоит ли ей вообще спрашивать?
Он напряжен, боится, волнуется. Ждёт очередного подвоха. Вот только не с её стороны. Зря, наверное. Не будет ещё одной засады. Они убили каждого, кто мог доложить о том, что задание по поимке убийцы провалено. Он же понимает, чем им это грозит?
Но она молчит, продолжая самозабвенно натирать клинки, будто желая, чтобы они заблестели как новые.

Эреда несколько секунд смотрит на протянутую руку.
Джентльмен.
В этот раз усмешку она сдержать не может. А затем слезает с телеги без чьей-либо помощи, всё еще не желая принимать участия в этой постановке, что всеми силами желает напомнить ей о том, что когда-то, да и сейчас Эреда никто иная, как женщина. Да глупость это всё.
Он смотрит на неё, стараясь быть незамеченным. Если ему так отчаянно нужно её рассмотреть или следить за ней, то никакого сопротивления с ей стороны он не встретит. Пока что. Но этот человек, как и сотни других, просто опасается за свою жизнь.
- Ты же понимаешь, что план дерьмо, - Эреда ступает почти неслышно, но в давящей тишине её шаги непозволительно громкие, - за нами послали отряд. Тебя убить, меня забрать. Как только мы окажемся на пороге, «ублюдочный» заказчик всё сразу поймет.
Она не намекает, а прямо говорит – нет смысла тратить силы на разговор, который пройдет в пустую. Почему они не могут сделать каждый своё и разойтись?  Эреда уберет с этого света ещё одного врага, Гекльберри заберет свои деньги, и может быть, чуточку больше. А потом они больше никогда не встретятся. Ему очень повезет, если он быстро бегает.
Эреда тормозит, идёт медленнее. В ней просыпается любопытство. Оно ведь каждому человеку свойственно, не так ли?
- Послушай. – она мешкает, словно стесняется. Это ведь не её дело, но знать хочется, - почему он «ублюдочный»-то?
Нужен ли ей ответ? Разве всё дело не в том, что Гекльберри просто надули и попытались убить? Ей кажется, что нет. И значит ли это, что ей тоже придется отвечать на неприятные и неуместные вопросы?