— М-да, брат, дела-а-а.
Попирая ногой страшную сумрачную морду, Гекльберри стоял над тушей поверженного гхыра, утыканного арбалетными болтами. Плащ, выкрашенный кровью монстров, робко трепался летним ветром.
Кириона Гек не видел уже давно. Кажется, с целый год. Ему всегда нравился этот здоровяк: он и в бою поможет, и какую-нибудь глупость ляпнет, которой того можно потом неделями передразнивать. Очаровательный представитель племени полукровок! Разве что вот эти зловещие рога … Ну да не о них сейчас. Гекльберри с неделю выслеживал этого злостного гхыра, ворующего с грядок Ленивых Утюжков репу. И, если верить особо пьяному посетителю местного трактира, иногда даже портил девок. Девок Гек любил. Репу любил чуть поменьше. Но и те, и другие отступали на второй план, когда в дело вступали лайны. А за эту страхолюдь обещали вполне себе приличный гонорар.

— … И, значит, подстреливаю раз, подстреливаю два. Он уже идёт на меня и я выхватываю пистолет. Всё, думаю, догхырился. И тут откуда не возьмись, писюн взмахни и помолись, появляешься ты! Как так, Киря?, — отойдя от трупа, Гекльберри громко рассмеялся и заключил здоровяка в объятия, хотя больше это напоминало попытку котёнка обнять баобаб, — То ты пропадаешь непонятно куда, то неожиданно объявляешься. И надо же, даже без красной ковровой дорожки, фанфар и жоп в перьях. Где тебя носило, друже?
Перепачканные кровью, грязью и низким социальным статусом, парочка охотников выглядела почти чужеродно в летнем цветущем лесу. Но встреча двух представителей Красной Стрелы — большая редкость в наше время. Особенно когда вся молодёжь повально рванула к некому Саймону, вынуждающему снова и снова совершать какие-то критичные по своей глупости поступки. Что поделать: не понять им романтики большого Пути!

— Ладно, давай вот что учудим. Ты злобно помолчи, потом порассказывай, а пока — пошли со мной? Я здесь одну чудесную вещь из реальности заказал, тебе понравится, обещаю. Узнаем, где ты там пропадал, повеселимся, отдохнём. Пошли, — в том, что Кирион на время к нему присоединится, Гек особенно-то и сомневался. Но рогатую цацу было полезно поуговаривать: благотворно сказывалось, так сказать, на ощущении самоценности. Идти было недолго. Примерно в часе от них был трактир “Мазель Жизель”, где собиралось роскошнейшее отребье. Там и назначил встречу Гекльберри фэйри-контрабандистке, которая по специальному заказу должна была доставить ему кое-что из реальности.
***
Утро солнечными лучами больно ударило по глазам. Поморщившись, Гекльберри катанулся набок и с визгом рухнул с высокой кровати.
“Какого хрена, господин охотник, с каких пор ты позволяешь себе такие роскошества?”, — в своей сказочной жизни Гекльберри был уверен ровно в двух вещах. Во-первых, он серийный нищеброд и в высокой кровати может оказаться только по приглашению какой-нибудь очаровательной богачки, а в силу его профессии такую возможность можно было отмести сразу. Во-вторых, в его-то годы, если перепить, голова на утро будет гудеть просто ужасно. Даже если дело происходит в Сказке. Право слово, хоть смешными гномиками занюхивай!

— А уот это уже внезапный поворот!, — поднявшись и с трудом разлепив глаза, Гекльберри обнаружил на кровати … Кириона! Выпили, видимо, они действительно много — Гек ни черта не помнил о произошедшем в трактире. И охотнику страшно не хотелось, чтобы в итоге оказалось, что мероприятие из благородных и милых посиделок перетекло в ситуации категории no homo bro. Но всё это оказалось вторичным, после того, как он как следует пригляделся к Кириону, — Киря, Киря, ха-ха! Просыпайся, полупсина ты рогатая, аха-ха-ха, не могу! Ты во что вырядился, Маринад-Антуанетт?
В целом, Кирион оставался Кирионом — та же морда, те же рога, да и шрамы все на месте. Но лёгким неуловимым флёром в нём сквозили изменения. Возможно во всём виноваты были лосины или карминово-красный сюртук. Но Гекльберри склонялся к варианту, что наиболее радикальным изменением в образе стал высокий припудренный белый парик.

— Я, мой дорогой друг, ни хрена не помню, но эту картину уж постараюсь сохранить в памяти. Вот умора, я и не знал, что ты такой хлыщ, — хохотал Гек недолго. Взгляд упал на большое зеркало, установленное на резном белом комоде. И тут хохот перешёл уже в истошный ор.
Халат, прямо скажем был хорош. Чертовски хорош. Наверное, такой бы и хотел носить Гекльберри, если бы однажды оставил охоту и поселился в личном особняке с гаремом. Но, как говорится, непокрытый зад — а гхыр и рад. Выругавшись, Гек подошёл к горе тряпья, напоминающему одежду. Исключая штаны совсем уж странного пижонского покроя — а ведь он жил в Сказке и повидал всякого! — более-менее жопоприкрытными свойствами обладали только панталоны с изящным кружевом тонкой работы. Странностей в комнате хватало, а потому Гекльберри решил особо не церемониться и нацепил их.
— Так бл!.., — договорить Гек не успел. Их прервали.

В дверях, словно изваяние, стоял высокий фэйри с головой солы. Облаченный в великолепный фрак фиолетового цвета, он чинно поклонился охотникам.
— Ах, барон! Вы проснулись. Извольте, завтрак уже готов. Вижу по вашему наряду, что нынче у вас куртуазное настроение, — коротко кивнув, фэйри приглашающим жестом предложил краснострелым покинуть покои и отправиться … К завтраку?
— Так, подожди, кто барон? Ну понятное дело, что я, — Гекльберри снова прервали. Про себя охотнику оставалось только отметить дрянную привычку пернатого прерывать на полуслове.
— Вы все ещё пребываете в сонной дрёме ил сознательно решили отделить свои пороки от себя? Вы барон. И прошу вас, поторопитесь. Баронесса уже приступила к трапезе и её ужасно огорчит, если вы не разделите с ней десерт.
Гекльберри глянул на Кириона. Сначала с похабной улыбкой, мол, смотри-ка, тебя пороками обозвали. А потом на полградуса серьёзнее: творится какое-то серьёзное дерьмо. Но, однако, недостаточно серьёзное, чтобы отказаться от дармового завтрака. Кивком Гек предложил коллеге сходить и посмотреть, что им там наготовили. Судя по всему, завтрак обещал быть замечательным — раз уж к нему даже десерт прилагался!

Охотников провели на первый этаж и через галерею, увешанную портретами, в столовую. Портреты выглядели по меньшей мере странно. На них была запечатлена целая жизнь парочки: совсем розовощекие карапузы, шкеты, юноши и, наконец, в расцвете сил. Но смущал один момент — этой парочкой оказались Гекльберри и Кирион! Чуть оторвавшись от совы-лакея, Гек прошептал товарищу:
— Смотри, даже портрет с родителями есть. Симпатичная мамочка. Как-то слишком глобально для розыгрыша. Если только здешний барон не получился в результате скотской оргии нашей родни, которого потом выкрали и растащили по разным концам мира, — Гек хихикнул собственной глупой шутке. Что забавнее, кажется местные обитатели парочку подразумевали как единое целое. Доброе утро, барон. Здравия вам, барон. Вы сегодня серединка на половинку, барон, — Короче, парик пока не стягивай. Попробуем разобраться, что за дичь случилась. А там уже будем действовать по ситуации.

В столовой уже завтракало несколько дам и, судя по столу, приступили к чаю с пирожными. Гекльберри присвистнул, чем мигом собрал несколько осуждающих взглядов. Охотников усадили по обе руки от черноволосой девицы в расшитом — прямо как халат Гека! — золотом платье. О, она была красива! Карие глаза, аккуратный профиль, белая кожа и вот это вот всё. Увы, в деталях сейчас уже и не припомнить: всё внимание Гекльберри сосредоточилось на глубоком декольте с вздымающейся при каждом вдохе грудью. Завтрак, несмотря на ни гхыра не понимающих Гека и Кириона, проходил более-менее нормально, пока охотник с размаху не ударил по столу кулаком:
— Так, ну пожевали и будет! Где Жоржетта и Жанетт?!, — видит Сказка, терпел Гекльберри сильнее, чем скрытый вегетарианец во время закупки продуктов к барбекю. Но, как и тот самый предполагаемый вегетарианец, не выдержал и заявил о том, что его больше всего волновало.
— М-мы здесь, господин барон, — светленькая девица, сидящая рядом с подругой-шатенкой, робко улыбнулась охотнику, чем окончательно сбила того с толку. Но ни пирожные, ни фэйри-сова, ни даже грудастые барышни не могут остановить Гекльберри, потерявшего самое ценное.
— Да не вы. Пистолеты!
— Какие пистолеты, господин барон?
Гекльберри жестом показал, мол, не извольте беспокоиться, поезд уехал, вы исключены из Хогвартса. А потом глянул на Кириона своим особым взглядом, в котором откровенно читалось: кажется, я пролюбил шмотье, за которое ещё рассрочку год платить.

Гекльберри заканчивал уже второе пирожное, когда, наконец, Кирион спохватился и принялся орать, как раненный сайгак. Вот ведь зануда, вспомнил про свой знаменитый в узких кругах — в основном, среди самого же Кириона и его папаше — мече. Но внезапно к Геку пришло так называемое озарение. Или, что вероятнее, мозги встали на место и путем интенсивных фрикций извилин смогли зачать целую дельную мысль.
— Ох, душенька моя, я поутру такой проказник, ты не находишь?, — Гек положил свою ладонь поверх ладони баронессы и подмигнул Кириону: не волнуйся, друже, отбой операции. Работает разведрота, — Асса, дорогая, пришли ко мне в кабинет всех значимых бездельников, управляющих моими землями. У меня к ним целый ряд вопросов.
— Все эти шутки, работа сразу после завтрака: отрадно видеть тебя в чудесном расположении духа, дорогой. Берта их приведет, — открытой ладонью баронесса указала на лакея с головой совы. Тот лишь услужливо поклонился.

— Так, мужик, я всё понял, а что не понял — то додумал, — Берта помог барону с раздвоением личности добраться до кабинета и тут же исчез, с обещанием скоро вернуться, — Во-первых, мой дорогой друг, прими факт — наша магия здесь не работает. Я пытался говорить с металлом в столовой и ни-хре-на-шень-ки. Во-вторых, все тут носят имена нашего оружия. И пусть я до сих пор в шоке от того, что не дал своему тесаку права гендерного самоопределения и назначил его бабой, искренне возмущен: вот чего это твой шматок металла целая баронесса, а мои девочки - фрейлины? Ну не об этом сейчас. Ловушка хитра.
Дверь отворилась и в кабинет вошло три человека. Важно оттопырив нижнюю губу, Гекльберри сложил руки на груди. Он уже успел переодеться здесь же в желтый камзол и лосины, а потому картина была более, чем благолепная: холопы оправдываться перед барином пришли.
— Господа, я вами недоволен. Вы — мерзавцы и пройдохи. Вы, судари с наичестнейшими лицами, враги народа, — для убедительности Гекльберри хлопнул себя по ляжке. За стол присесть не догадался, а весу словам добавить требовалось, — А потому, немедля, я требую сообщить всё о состоянии моих земель. Историю моего герба, маменьки моей даже, мать вашу! А дабы прочувствовали на шкуре своей вы моё недовольство, в конце речи добавьте: “я, имя-должность, с прискорбием сообщаю, что дурачок”. Слева-направо, начинайте.

Гекльберри переоценил свои силы. Несколько часов кряду они слушали доклады о состоянии гвардии, результатах применения передовых технологий обоссывания полей во славу богатого урожая, отношениях с соседями и с кем по слухам спит баронесса. Последняя тема казалось бы была центральной: во всех подробностях они описали похождения ветренной дворянки и скоро Гек убедился, что с самых лучших сторон её не знал разве что последний свинопас. Было немного обидно: жена ведь, хоть и вымышленная. С другой стороны, он-то никаких клятв на венчании не давал: с него и взятки гладки. Заскучав, охотник даже припомнил, что было что-то такое при французском дворе — когда не иметь любовницу было просто постыдно. Что же, по крайней мере госпоже Ассе стыдиться было нечего.
— Господи, брат, какой же это бред, — как только советники раскланялись и покинули кабинет, Гекльберри рухнул лицом в стол и взвизгнул, как школьница, которой указали на соскользнувшую лямку лифа, — Мы, владельцы баронства Джек Дэниелс, ведём свой род от прославленного полковника Сандерса, истребителя бойцовских куриц. А три сотни лет назад, наш предок кардинал Хью Хефнер, соблазнил дочурку герцога и разослал по всей стране картины с изображением её, заглатывающей … Много чего заглатывающей, в общем. Поэтому вот мы с тобой, старина, в опале. Ну и Асса твоя по рукам пошла, да. Господи, в этом же никакого смысла, какой это всё пи…
— Господин барон, как изволите скоротать остаток дня?, — Берта, хоть и обросла перьями и яйцами, всё ещё оставалась надёжной, как те самые швейцарские часы. Не успел Гекльберри как следует словить грустинку от происходящего, как этот уже возник в дверях. Пусть Гек и не родился дворянином, в роль он вжился быстро, уверенно и, как ему казалось, очень результативно. А потому он лишь устало махнул рукой:
— Шёл бы ты, Берта. Обедать господин барон не изволит. На ужин прикажи подать алкоголя. Много алкоголя. И эти, пижонские огурчики, корнишоны. Свободен.

Господин барон, существующий в виде половинки-барона и серединки-барона, прогуливался по парку, пытаясь переварить полученную информацию. Её было не очень много, но достаточно, чтобы примерно понимать положение дел:
— Знаешь, а если верить тому удоду, деревня Хип-Хоп скоро поднимет бунт. Говорят, в своё время мы ничего для них не сделали, — со стеклянными глазами Гекльберри шел по аккуратно вымощенной тропинке вдоль розовых цветов, — Знаешь, как ни гляжу, не могу найти выхода отсюда. Может, попробуем застрелиться? С другой стороны, у нас целая одна девка с супружеским долгом, которая у половины провинции в должниках. Не, ну сиськи-то ничего, скажи?
Гекльберри локтём толкнул в бок Кириона и рассмеялся. Как-то невесело, тускло вышло. Собственно, как и сама шутейка. Где-то на фоне витала мысль, что — как знать? — возможно они заперты здесь навсегда. И тогда все проблемы прославленного Джека Дэниелса лягут на их могучие, но всё же недостаточно сильные плечи. Гекльберри, конечно, мечтал о богатствах, слугах и всяких дамочках с глубоким декольте — кто  же его осудит, он простой охотник за чудью. Но прилагающиеся к этому проблемы оказались малость сомнительны. Особенно с учётом того, что проблемы были не его собственные, а нажитые кем-то задолго до. Хефнер, Сандерс — ну как так-то?
— Ладно, здоровяк, не вешаем нос. Уже темнеет, пошли ужинать. Посмотрим, что утром случится.

— А?, — у самого крыльца Кирион вдруг взбеленился и, перекрыв проход к столовой, упёрся в Гека взглядом. Спасибо уж, что не рогами, — Ну да, зеленые глаза у неё. Что за зелье, что-то несешь?
Внезапно в висках заболело. Нестерпимо, будто после ночи в обнимку с бочкой самого крепкого валденского стаута. Пошатнувшись, Гекльберри схватился за голову. Мелькали образы: монстры, девки, где-то нашлось место даже Кириону. И глаза, пронзительные зеленые глаза, сверкающие на веснушчатом лице. Карнавал образом исчез также внезапно, как и явился. Продышавшись, Гекльберри снова открыл глаза:
— Зелье… Не знаю! Ничего не помню после той охоты. Одно я точно могу сказать тебе, дорогой друг. Мы не во временной петле, а во вполне себе безвременной жопе. Попробуем для начала поспать, может случится чего. Сам знаешь, брат — это Сказка.

Берта постарался на славу. Стол буквально ломился от алкоголя. Какие-то вина, сидры, пиво. К чести всего баронства, дамы сидели на своих местах и изящно пили из высоких фужеров — никакой еды не было видно, а потому ужин смело можно было принять за попойку. Гекльберри кисло улыбнулся. Вот именно это сейчас ему и нужно, хорошенько захмелеть. А дурная голова под хмельком, как водится, уже сможет придумать какие-то аккуратное решение сложившейся проблемы. С другой стороны, здесь важно было понимать, а есть ли вообще проблема? Они — целый один полноценный барон. По парку гуляют, обедают по расписанию. Красота и простые удовольствия, такие чуждые охотникам за нечистью самого разного масштаба. Может, пообвыкнут ещё, тут и останутся. От одной только мысли Гекльберри передернуло. Хоть перспектива и была самая радужная, от себя не уйдёшь. А он прекрасно знал кого и что из себя представляет. И барона в этом длинном списке не было.

— И вот, друзья мои дорогие, какая ситуация, — закинув корнишон за щеку, Гекльберри активно зажестикулировал и продолжил свой рассказ, — Скидывает она своё платье! А там всё хорошо, прямо чудесно. Девка девкой, а между грудями — не шучу — сияет татуировка разумного монстра. Я ей и говорю: мадмуазель, я преисполнен благородства и не смею воспользоваться положением. Монстр, понимаете!
Гекльберри уже изрядно захмелел, а потому устроил на ужине шоу одинокого клоуна. Когда шутки категории “Ты вообще нормальный?” кончились, пришло переходить к двум любимым темам: охота и бабы. И если в области охоты чего-то примечательного рассказать было нельзя — не пристало охотнику похваляться — то вот бабы, это разговор совершенно другой. И глубоко любимый Гекльберри.
— Ну что же, друзья, — Гек опрокинул очередной бокал вина и утёр остатки с усов рукавом, — Господин барон — личность глубоко занятая, а потому пора бы уже ко сну отходить. А потому, в опочивальню. Дорогая Асса, буду дожидаться вас в постели.

Слуги собирали посуду, а Гек отозвал ненадолго Берту. Кирион едва ли мог слышать, что Гекльберри сказал пернатому, но судя по улыбке — ничего хорошего. Охотник и без того любил учудить какую-нибудь глупость, а уж пьяным! С Кирионом Гекльберри договорился ночевать в разных комнатах. Во-первых, чтобы снова не оказаться в одной постели. А во-вторых, чтобы проверить гипотезу относительности реальности происходящего.
— Пойми, дружище, нас тут считают за одну личность. А вот если разделимся, то что тогда? К гадалке не ходи, у мирка должна будет рожа по шву треснуть.
Спальню Гек любезно одолжил рогатому, а сам остался дожидаться в кабинете. Взглянул на часы: половина двенадцатого. В этот момент в спальню должна была заявиться баронесса в возмутительно пошлом белье. Не сдержавшись, Гекльберри хихикнул в кулак. Каково это, господин Кирион, трахнуть собственный меч? Но слишком долго на этой мысли он не задержался. Дверь отворилась и в ночнушках на голое тело в кабинет вошли Жанетта и Жоржетт.

Желтый камзол мигом улетел куда-то в угол, куда и проследовала остальная одежда. Конечно, не исключая ночнушек. Наслаждаясь жаркими поцелуями, упругими грудями и настойчивостью своих девочек, Гекльберри подумал: чёрт, а ведь хорошо. И вот отсюда они хотят нырнуть назад в унылыю сказку? Да никогда.
— Господин барон, — томко куснула за ухо Гекльберри Жоржетт, — Зверь грядёт.
Охотник уже успел себе нафантазировать всякого, но как оказалось совершенно зря. Его любимые девочки заметно преобразились. Хотелось бы, конечно, чтобы назад в пистолеты, но нет: лица скривились и стали настоящими мордами, опоясанные рядами крылков. Пальцы неестественно изогнулись и из них вырвались длинные острые когти. Постельные — а точнее кабинетные — игры мигом переменились и две чудовищные бабы кинулись на взвизгнувшего Гека:
— Ну-ка, ша, свалили к херам!, — толкаясь и отбиваясь, охотник получил длинную глубокую царапину. Потом ещё одну и ещё. Без арбалета и палаша у Гекльберри были очень призрачные шансы. Извернувшись, он толкнул одну монстро-девку на другую и резко выбежал в коридор.