Вывернутые ещё давеча кисти рук зудели и болели, каждый раз напоминая о тех кандалах, в которых рогатая была пристёгнута к пыточной камере. Сколько, сколько раз она должна была прокричать им, что она ни в чём не виновата? Она даже языка их не понимала! Не важно. Её волю сломили в начале вторых суток. Просто кивала на любое предложение, имеющее интонацию вопроса. Она была готова сделать что угодно, лишь бы оставили в покое. Что вообще могла противопоставить совсем неготовая к такому девушка против пыток, устроенных ей инквизицией?
Поначалу казалось, что её отпустят. Кандалы были сняты, разорванные джинсы с кусками майки были заменены каким-то огрызком грязного, пахнувшего крысиной мочой платья. Хотя какая к праотцам разница, во что она вообще была свобода? Вокруг неё была свобода. Она пытала. Вынуждала вновь птицей в клетке крылья ломать о прутья, вырываться из цепей, пытаться сбежать — тщетно. Крепкий мужлан, схвативший девушку под грудью(а за одно и за полушарие ухватившись), уверенно тащил её куда-то по воняющей отходами улице. За ним шла толпа, присвистываючи, крича что-то на непонятном языке вдогонку. В конце-концов вся свора — а по другому и не назвать — оказалась в центре огромной площади, в середине которой красовался постамент. Прошло каких-то десять минут, которые терзаемой девушке показались мучительными часами. За время, пока на небольшую сцену притащили кусок бревна и плотно ввинтили в саму её поверхность, народ совсем вдоволь успел назабавиться с новой безделушкой. Всего за какие-то гроши девушку резали, плевали, вырывали куски волос (на память, как сувенир, о ведьме, конечно). Она только и успевала, что рожки закрывать, уворачиваться. Пытаться избежать хоть части пыток, продолжавшихся до тех пор, пока тот самый мужлан не дёрнул резко цепи на себя, отчего, запутавшаяся в ногах Тереза, просто свалилась навзничь, разбивая колени и локти о каменные кирпичи, мозаикой выложенные на площади. Вот она, стоит на своём смертном одре. Вот он, её смертный удел.
Цепи плотно сковали растянутые кисти, вызывая очередной приступ боли. А не сломаны ли они? Не важно. Чёрт подери, ничего не важно. Кто-нибудь, спасите.
Огонь подступал быстро. Сначала стало нечем дышать, а затем и возможность отчётливо видеть пропала — глаза застилали слёзы, вызванные углекислым газом, обильно распространяющимся то тут, то там. А затем всё в секунду пропало. Боль была адской. Тереза завопила. Закричала так сильно, что, казалось, её глотка просто разорвётся от того ужаса, который передавал её голос. И тут она услышала голос.
— Хочешь, я помогу тебе? — мыслить о том, кто это был совсем не было сил и желания. Тереза была готова отдать всё, что у неё есть (и плевать, что на деле-то она пуста, как бутылка без вина), лишь бы её скорее прикончили или, наконец, отпустили.
— Да, Хронос, Да!

Язычки пламени пекли, сжигали девушку живьём, вынуждали дёргаться, ещё больше выворачивать и без того вывихнутые запястья. Биться в конвульсиях от боли. Кричать.
Последние слова были для неё едва посильной ношей. Кто знает, сколько силы воли ей потребовалось на то, чтобы договорить, всего за пару мгновений до того, как она полностью отключилась. Рога неприятно кололи. Нет, они, конечно, ощущали мир, когда были антеннами, но сейчас всё чувствовалось несколько иначе. Кажется, микросхемы просто взорвались внутри, прожарив и кусочки черепа вместе с мозгом. Тереза просто потеряла себя, как раз в момент, когда «некто» уронил её себе на плечо, взвалив как мешок с морковью, а после и вовсе унёс.
Шаг, второй, третий. Кожа остывала. Шипеть она перестала ещё давно, но вот ощущение от того, как она слазит... осталось. Колющаяся ткань мешка неприятно усиливала боль голого тела, лишённого защиты в виде одежды — ту сорвали ещё в момент, когда девушка стояла под кострищем. Её немного качало. Сил не было вообще ни на что. Плечо больно упиралось прямо в живот, что вызывало чувство тошноты, комок, подкатывающий к горлу. Наверное, единственная причина, по которой Терезу не вывернуло сразу — факт того, как сильно мужчина пережимал ей желудок. Впрочем, уже через некоторое время её скинули на землю, после чего «ведьма» тот час упала. И сразу после этого желудок напомнил о себе. Вместе с водой вылилось и с сотню миллилитров крови. Кажется, горло действительно было разорвано. А, может,  не только горло. Только теперь можно было заметить покрасневшие от нехватки воздуха глаза, напичканные разорванными капиллярами и кровоподтёк, запёкшийся под пламенем, идущий из носа вниз, к подбородку. На четвереньках стоя бывшая учёная хоть как-то смогла восстановить равновесие и ощущения. Ладони и тыльная часть кистей была в содержимом желудка, всего пару мгновений назад вырвавшимся наружу. Всё болело. Страшно болело. Тереза даже не сразу услышала вопрос. Она смогла отреагировать только через время. Только после того, как звон в ушах прекратился — то крики прохожих до сих пор эхом отзывались в её голове. Непонятный, странный язык, не поддающийся внутренним датчикам её рогов. Те давно вышли из строя.
Наконец она упала на матрац, куда её заботливо «скинули». Неприятная поверхность ткани болезненно напоминала о том, что ноги не то, что не успели привыкнуть к ощущениям, а и вовсе были не готовы к любым касаниям. Какое-то время ушло на то, чтобы Тереза села чуть более ровно. Откинулась назад. Легла на спину, закрывая глаза. Выдохнула. Хотелось кричать. Кричать. Кричать. Но уже не от боли. От безысходности. От внезапного спасения. Она-то уже смирилась со смертью, смирилась, что жизнь её оборвётся прямо там.
— Живая, — словно колокол в голове. Эхом разносится по ушам, мозгу, телу. Она не мертва. И больше она не умрёт.

Чёрт подери. Этот глоток воды был самым вкусным в её жизни. А затем ещё глоток, и ещё. И ещё. Казалось, девушка вообще не сможет остановиться. Впрочем, ей всё же пришлось — вода кончилась. Встать всё ещё не было сил, однако мужчина звал к себе. Зачем — непонятно. Говорил о том, что у них мало времени, о каком-то договоре, о чём-то ещё... на этот раз Тереза, пусть и кое-как, смогла встать сама. Несколько шагов, и она уже всем лицом тонет в той злополучной бочке, хоть и не вышло с первого раза окунуться — рожки, чтобы им пусто было, не вошли! Демонического хвоста у неё, кстати, не было. Ещё несколько глотков воды, полное намачивание головы, чтобы прийти в себя. Хотелось вообще целиком в эту бочку забраться. Да так, чтобы и макушка не торчала. И вообще не вылазить. Никогда.
Первым делом после этого девушка постаралась облить водой ноги. Наконец остудить их. Несмотря на то, что кончики пламени добрались только до бёдер, нижняя часть ног была уже как минимум средней прожарки: кожа сходила живьём. Прямо лоскутами. Слоями. Некоторые кусочки же наоборот — намертво впечатались в ногу, покрывшись неприятной, мерзкой корочкой. Только сейчас она услышала этот запах. Запах средней прожарки. Только сейчас она вспомнила того персонажа из давнего, жуть какого старого сериала, двухтысячных годов. Там тоже девушку на костре жгли. Правда она добровольно решила стать «чёртовым барбекю». Тогда Тереза не полностью понимала весь ужас ситуации, но, вот, сейчас... На пару секунд настало облегчение. Ноги, наконец, жгли не так сильно. А Тереза даже ступни намочила. Наконец боль стала если не отступать, то хотя бы слегка затихать, приглушаться юрко, успокаиваться. Только сейчас рогатая заметила свою особенность, появившуюся всего несколько минут назад. Она стояла в совершенно ужасной позе, да ещё и, чёрт подери, полностью голая. Скверно. Жуть как скверно.
Первым желанием было резко сесть на корточки. Она и села. А потом едва ли с ума не сошла от боли: ляжки коснулись к икрам, чем вызвали очередной приступ боли, вынуждая девушку вообще на пол упасть. О чём он, парень, вообще думал, когда спасал её? Чтобы привести в такое положение?
— Мешок, пожалуйста, — да она даже не смотрела на того, кого просит. Пытаясь закрыться руками, некогда учёная села на задницу, намереваясь сжать ноги между собой — но даже этого сделать не смогла, что привело её в ещё большее отчаянье. Её-то последний раз голой доктор видел. Да и то. Когда нужно было сдать анализы для тестового костюма, благодаря которому она могла бы перемещаться во времени.
Рога, кстати, тоже жутко саднили и... чесались? У основания головы. Видимо — припекло слишком сильно. Невообразимо хотелось почесаться но, чёрт подери, руки же убрать нельзя. — Пожалуйста, подай этот сраный мешок.

Отредактировано Тереза (2020-10-01 06:31:46)

— Женской анатомией? — Тереза только через несколько секунд поймёт, чью именно рубашку протянул ей парень, а пока, кое-как встав, всё ещё пытаясь прикрыться, девушка мягко возьмёт ткань, выудив её прямо из тёплой, приятной хватки человека, а затем осторожно натянет на себя. Пальцы всё ещё не слушались, поэтому пуговицы всё никак не хотели сходиться на женском животе, извивались, непослушно подёргивались, ускользая из пальцев. В конце-концов это так доконало и без того на нервах находящуюся учёную, что она просто плюнула, и обернула себя створками одежды, прижав ту к себе плотно рукой под едва заметной грудью. — У тебя, случайно, нет пояса или... чего-то такого?
Наконец она стала оценивать и собеседника, пробегаясь по нему взглядом. Он какой-то странный что ли. Бросился в огонь, помог? На самом деле она всеми силами старалась не смотреть на собеседника, отводя взгляд. Раньше-то она и не видела ничего подобного. И, как ни странно, даже красивого. Более, чем привлекательного. — Из какого ты года? Что за технологию используешь? У тебя остался заряд, чтобы попасть обратно?
Не то, чтобы это первое, о чём должна была спросить девушка, и всё же. Вопросы рыжего, пока что, обошли её стороной. Наконец она вспомнила и про собственные рога. Схватилась резко, щупая внимательно, изучая: а вдруг трещинки? А вдруг другие повреждения? Страховка никогда не покроет то, что могло случиться с чудом генной инженерии! Отростки были на месте. Но вместо привычного тока, щекочущего пальцы, они издавали лишь холод. — Сломались...
— Другой мир? Разве есть параллельные? Мне казалось, это научно-недоказанная тема, совершенно невозможная к исполнению. Или, может, ты имел в виду другое время? Я из трёхтысячного, — и вновь девушка слегка пятится назад. Стало в момент так сложно стоять, что Тереза уселась на первую же попавшуюся под руку табуретку(или её подобие), а затем и вовсе сжалась в комок. Всё ещё страшно мутило, но на то, чтобы вырвать не было ни сил, ни желания. — Я подпишу договор. Ты сможешь вернуть меня обратно? В мой мир. В мою жизнь.

— Не нужна мне новая... — не то чтобы она всхлипывала, но всё же отвернулась в сторону, ещё плотнее прижимая к себе рукой рубашку. Второй же кистью девушка схватила кусочек Хроноса медальоном надетый на её шею — там уже не было зарядов, но Тереза всё ещё не отпускала что-то важное от себя. Стараясь держать это в пределах видимости и, главное, ощущений. Наконец мысли зашли и о словах парня. Попасть в новый мир? На самом деле это действительно лучшее, что могло с ней случиться. — Там есть инквизиция? Или, может, вера? Не хотела бы опять с этим сближаться. — Что такое Сказка? Что в ней такого? Волшебное место? Но, разве, магия существует? — по правде говоря Тереза была слишком рациональной для того, чтобы поверить в сказанное, в прочем, после того, как её, будучи бифштексом, вытащили прямо из огня, можно было и не в такое поверить. — Почему ты не обгорел? — на этот раз вопросы грабом сыпались. Голос был неспокойным, не стабильным. То полностью пропадал, когда девушка теряла дыхание, то, наоборот, был слишком громкий, пусть и охрипший от недавних криков. Только сейчас она заметила странную вещь, издали напоминающую... — Это что, бумага?! Откуда она у тебя? — такое девушка видела только раз. В музее старых раскопок, в детстве. Настоящее сокровище прошлого, едва сохранившееся до её времени. Там была изображена собака. Видимо, детский рисунок. Говорили даже что когда-то с таких штук и читать можно было, говорили, что они даже вкусно пахли... — Можно потрогать?
Она довольно шустро встала, чертыхаясь про себя от боли, а затем протянула обе руки, отчего рубашка слегка распахнулась, оголяя совсем немного торс. Благо, застёгнутая внизу пуговица таки сдерживала одежду от полного раскрытия женских тайностей. В конце-концов желание ухватиться за бумагу было куда сильнее, чем желание скрыться. Учёная-то ни разу не встречала что-то подобное настолько близко. — Ты хочешь сказать, мы будем портить её какими-то рисунками? Разве нет другого способа?

Начальник дал… начальник. У него есть старший? Есть главный?
Тереза едва не прослушала следующую фразу, пытаясь понять, что же всё таки происходит.
– Цифровые технологии давно изжили себя даже. Всё хранится в данных на серверах – больших устройствах, которые позволяют подключиться к себе и смотреть информацию прямо так. Любую информацию. Понимать её. Получать сразу в голову…голову.
Он сказал про книги. Про настоящие. Про бумажные, чёрт подери, книги! Хватило всего нескольких секунд для того, чтобы девушка уже петляла круги вокруг дракона, стараясь разузнать как можно больше о мире, и о том, что же такое Сказка. Магия и правда захватила её – всё та самая жилка учёного, беснующаяся внутри Терезы. А следом шло что-то совсем уж странное: рука мужчины стала больше, покрылась… чешуёй?! Он довольно ловко выцепил прямо с ладони ольших размеров чешуйку и протянул девушке.

Горячая.

Кажется, в этот момент начинается её приключение? Словно завороженная. Теса взяла в руки те самые листы, не забыв их понюхать. Вкусно. Пахнет, чёрт подери, бумагой. Бумагой, коей в её мие из-за недолговечности уже почти не осталось. Прижала листы к лицу, пытаясь ощутить всё-всё, что только ощутить можно, а затем пробежалась глазами по буквам. Это какая-то магия? Она не понимала здешних раньше, но Санктус был исключением. И написанное – исключение. В любом случае, пути назад-то уже и нет. Нет смысла сопротивляться или пытаться извернуться. Позади – костёр. А в переди совсем неизвестное будущее, которое, вроде как, даже должно быть более-менее счастливым. Ну, по крайней мере по рассказам дракона, стоящего перед ней.
Чешуйка, сорванная с ладони была взята девушкой. Она осторожно обхватила плотную деталь пальцами и, приоткрыв створку своего медальона, закинула туда частичку своего спасителя, прямо в отсек, куда обычнно заливали смазку для питания основных резервуаров хроноса.
Подпись была оставлена также быстро: обычный крестик – всё, что смогла выдавить из себя девушка, никогда не пишущая на бумаге. Она боялась испортить листы, данные ей, а потому старалась использовать как можно меньшую часть оставленного ей под роспись места. Кривой. Маленький. Крестик. Всё, что будет на бумагах после неё в этом мире.
– А ты правда поделишься книгами?

– Ой, да плевать… хуже уже не будет, – смотрит на дракона, кажется, не понимающего, о чём она. – Ну, хуже, чем сейчас. Ты, знаешь, ты напоминаешь мне неписей из игр, в которые я играла чуть раньше, скорее даже в детстве. Перед отправкой в другую локацию спрашивали: а все ли дела мы сделали в этой, – хихикает, прикрывая руками рот и даже улыбается, несмотря на всё ещё шпыняющие её отголоски боли, особенно в ногах. – Но что будет там, в сказке? Что там такого? Расскажи? Поделись? Мне нужно будет залезть на тебя, и мы полетим? – логично предположила некогда учёная, в очередной раз поправлая на себе рубашку ящера. Было сложно смириться с тем, что она вот так вот загубила себя, утонув в бездне неприятностей и невезения. Но разве дракона, настоящего, чёрт подери, живого дракона можно назвать невезением вообще?!
Терезе всё ещё кажется, что ей это просто кажется. Просто кажется и ничего больше. Только и всего. Ведь правда? Сейчас окажется, что это была проверка на магию или приверженность Сатане, как они говорили об этом раньше. Во всяком случае, смириться с происходящим было бы легче, чем не мириться и пытаться разобраться. Листы девушка не отдавала. По правде говоря, она вообще их из рук выпускать не хотела. Не хотела отдавать, и всё тут. Это уже её листы, её сокровища, новые сокровища в новом мире, куда она скоро попадёт. Ещё совсем немного ведь, правда? – Мне, наверное, тоже много чем нужно будет поделиться. Не так ли? Я совсем не против рассказать тебе о нашем мире, если ты перенесёшь меня в свой. Как я и сказала. Хуже уже точно не будет, – склонила голову на бок и даже улыбнулась. Опять. А после руку протянула вперёд, высказывая собственное желание на то, чтобы всё это продолжилось.