Дорога нужна тем, кто любит волю: идти за горизонт в сопровождении попутного ветра, неба, полей, лесов. В дальнем пути нет-нет, да и найдешь ту неожиданную грань мира, тот абсолютно новый сюжет, который в приевшихся стенах города и во сне не приснится.
Говорят, что реальность необычнее любой выдумки.
Поэтому вдохновение Акварель любил черпать из повседневной жизни.
История Сказки и ее отдельных обитателей подчас хранила столько интересных совпадений, знаков божьей воли, а одновременно парадоксов и конфликтов, что он все собирал и собирал по миру сказания, информацию. Лишь бы получить в свою котомку звонкие частички народной культуры. Лишь бы побольше охватить и понять за короткую жизнь мир, в который его занесло.
Путь его в этот раз лежал в Предместье.
Однако не дойдя до цели, в четырех днях пути от Валдена Акварель наткнулся на деревушку, где засел аж на пол-недели. Что же привлекло его внимание? Любопытная история, как в Гильдии узнают — не поверят. А чтобы поверили, в доказательство менестрель выпросил фреску на дереве с изображением некоторых из записанных сюжетов.
Фреска, обжигом выполненная на березовой древесине, размером была во всю спину, а в город донести этот подарок судьбы не терпелось. Акварелле хмурился от вида туч на севере: попадет, не дай Зунг, в грозу и испортит экспонат. Или в болоте утопит. Или украдут фреску разбойники. Все может произойти в дороге, поэтому дорогу эту хотелось сократить.
— Что же так мало путников здесь ходит? Волки водятся, монстры какие?
Он спрашивал каждого встречного, как сократить путь. Иногда везло.
Тропинка через ясный, заросший иван-чаем березовый лес обещала сократить путь на полдня. Об этом рассказал менестрелю румяный дедушка, живущий на отшибе деревни. Лукаво улыбнувшись, он отвечал:
— Ни зверья, ни монстров, однако ж лес хитрый. В нем живет магическая сила. Кругами путников водит.
— И что же, всех водит? Исключений не делает?
Не раз Акварель слышал, что лес недобро поступает с теми, кто вырубает деревья, ломает ветки, убивает зверей и всячески непочтительно себя ведет.
Иной же лес был хищным и кушал путников лишь потому, что нуждался в пище.
Слушая старика, Акварель определял, к какому виду эта берёзовая роща относится и следует ли в неё ступать.
— Тех, кто своего пути не знает, тех лес кругами водит. А путешественники они все такие, хе-хе. Не знают, откуда и куда идут.
— В таком случае, мне ничего не угрожает, — слегка заносчиво отозвался Вино. — А другие опасности в лесу есть?
Старик пожал плечами.
— Коли под ноги не смотрите, шею сломаете даже на ровном месте. А других опасностей вам не вспомню.
— Спасибо, мил человек.
— Да что уж, доброго пути.
***
В лесу пахло солнцем и мëдом цветов, вдоль тропинки журчал чистый ручей, переправа через который была выколочена досками. Пели птицы, не слышалось диких зверей.
Одна была беда. Четверо бандитов с ножами и саблями окружили менестреля, стоило ему пройти половину пути.
Остроту оружия кожей Акварель пробовать не хотел, однако вот незадача: даже если сам он станет бесплотным, чтобы увернуться от грабителей, то тяжелую фреску придется бросать посреди поляны, чтобы не замедлила движения.
Нехотя, менестрель отдал ворам свои сбережения и было пошел дальше...
— Сто-оять. А это что за цаца? — Пробасил разбойник с вывороченным носом. К его чести, помимо выбритой головы да носа, в остальном детина разбойника не напоминал и даже, приодевшись, мог влиться в приличное общество.
В руке детина подкидывал только что отжатый кошель со скромным количеством лайнов.
Акварель ощутил, как головорезы повторно сгрудились за его спиной.
— Картина. Несу её от родственников моей матушки родственникам батюшки, словом никакой ценности, кроме семейной, она не представляет... — Неожиданно один из разбойников дëрнул на себя фреску за лямку, что заставило и менестреля, и картину упасть в пыль.
Картину подняли и осмотрели, менестрель поднялся сам.
— Убедились? — Возмущенно воскликнул Акварель, сдерживая раздражение: произведение искусства лапают грязными руками! — Обычная деревяшка.
Однако разбойники думали иначе и фреску прихватили: один из них закинул еë на плечо. Пачкая сильнее прежнего.
— Мил судари! Деньги я вам дал, что вам еще нужно? Верните мне картину, а иначе будет драка. Это моя семейная память, я за неё костьми лягу.
Он говорил не так уж смело, но все же одну правду за всю речь сказал: за свою находку спирит был готов отдать голову.
Поляну разодрал нестройный гогот четырех голосов. Акварель попятился, когда, уложив фреску наземь и поигрывая блестящим оружием, разбойники двинулись на него.
