Больше Рендону не хотелось задавать вопросы. В интимном замирании дыхания и резвом отрезвлении пират выслеживал гнетущую правду, пришедшую на борт его корабля вместе с девушкой, которую по всем мирским законам он не должен был встретить более никогда. Затягивая импровизированную петлю шарфа на дивной шее, он старательно, сам того не ведая, оберегал себя от правды, которую давно решил счесть забытой. Смутьянка же, напротив, воспринимала истину через искаженное представление о брате, которого не стало настолько давно, что и помнить о нем оставалось лишь домыслы о возможной и скорее всего трагической судьбе солдата. Сознание приходило в норму, а бодрость мышления стремительно восстанавливалась под гнетом пробудившейся злости и агрессии, что лишь усиливало напряжение, которым Хоу спешил поделиться с призраком прошлого. Но акту немыслимой жестокости не было места в этой каюте и в этой семье, потому как младшая сестра не собиралась вот так просто сдаваться на милость человеку, которого ей придется узнавать заново. С трудом удерживая равновесие и баланс на качающемся от волн полу, Рендон распрощался с доминантной позицией под воздействием смачной затрещины. Удар, пришедшийся в область лба моряка, раскроил драгоценную каменную дощечку на две половины, а жертва смертельной хватки выбила себе единственный шанс на спасение. В молниеносном помутнении разума и болезненном импульсе, начавшем пульсировать над правым глазом раздражительно усиливающимся повторением, Рендон не нашел опоры и точек соприкосновения, которыми мог бы воспользоваться для смягчения своего падения. Приземлившись на небольшой ковер посреди каюты, он молча распластался под покачивающейся конструкцией хрустальной люстры, старательно подавляя исключительный набор бранных фраз, которыми истово хотелось поделиться с миром вокруг. Но вместо крика и огорченных вздохов, он лишь медленно перевернулся на бок и начал смеяться так зычно, так яростно и так беспощадно, что у слабонервного наблюдающего могло сложиться самое неприятное, и опасливое впечатление. На самом же деле, в истерии хохота и нервоза капитан лишь все сильнее приближался к принятию той реальности, которая так долго и тщательно уходила у него из-под ног. Его сестра жива! И из маленькой несмышленой девочки превратилась в красавицу, которая способна не только на треп языком, но еще и на угрозу персонализированной опасности посредством правильно наведенного арбалета. От непонимания нового для себя чувства — гордости, Рендон ощущал себя крайне неловко и незащищенно, из-за чего с огромным трудом воспринимал последующие слова Ренди о том, что он сходит с ума, зрея в ней адепта шпионской конспирологии и претендуя на звание давно погибшего брата. То ли от боли, то ли от бессилия, то ли от иронии радости, то ли от всего вместе, но мужчина свалился на спину, неспособный более опираться на локоть, чем позволил сестрице без лишнего сопротивления покинуть каюту. К сожалению для нее, смысла в том было немного: корабль, управляемый Спарки, уже пол часа, как успел запустить все свои механизмы, сняться с якоря и на всех парусах плыть в сторону того самого загадочного острова, о планах на который вновь обретенные брат и сестра только должны были договориться. Матросы, снующие по палубе, висящие на вантах, озабоченные креплением такелажа и многими другими процессами успешного корабельного путешествия, не обращали внимания на появление девушки. Большинству из них попросту было некогда. Остальным же было слишком хорошо известно о правилах, к методам поддержания которых прибегал капитан в случае, если его приказы не исполнялись, а приказ в отношении Ренди был всего один: не тронь и останешься жив.
— А ты думала, что мы вечно будем стоять в той бухте? — послышался знакомый тембр где-то за спиной девушки, — не бойся, — поспешил остановить возможную радикальную реакцию Рендон, стоящий от нее в нескольких метрах. Держащийся рукой за голову в месте удара, капитан стал внушать еще больше страха и трепета, ведь из-под густых прядей черных волос проступала знакомая всем алая жидкость, что, по-видимому, нисколько его не смущало. Более того, вопреки обстоятельствам и предполагаемой ответной грубости, на корчащемся от неприятного жжения лице можно было разглядеть добродушную улыбку, — можешь, конечно, попробовать меня убить, но тогда не надейся на то, что эти остолопы выберут тебя новым капитаном: скорее всего им станет тот детина, с которым ты познакомилась ранее, а уж он-то точно не станет удерживать ораву голодных мужиков до того, чтобы свершить над тобой правосудие, — пират шутил, хотя, само собой, в этой шутке содержалась львиная доля правды, — а, если ты опустишь свое оружие и мы вместе сделаем то, о чем пытались договориться в каюте, то, возможно, сможем обрести друг в друге, если не семью, то хотя бы полезных соратников, — в этой речевой части он уже не шутил. Для Рендона теперь уже стало абсолютной истиной, что перед ним стоит ни мошенница, ни воровка и даже ни самодурка, а действительно представительница одной с ним крови. Глаза можно было спутать, но их фамильный проникновенный, крайне проницательный и внимательный взгляд подделать было невозможно. В этом она была очень сильно похожа на мать. А мать Хоу помнил. И даже периодически вспоминал, — ты покинула Везен до или после того, как его не стало, Ренди?

[icon]https://i.ibb.co/PQw8hp1/image.jpg[/icon][nick]Rendon Howe[/nick][status]Кто плывет далеко, тому и врать легко.[/status][sign]Первый после бога – это капитан.[/sign]

Отредактировано К. Д. Ротт (2020-06-01 15:19:19)

На качающих корабль морских волнах буйствовала редкая для подобной обстановки стихия. Ни шторм, ни мистический водоворот, ни внезапное нападение глубинного монстра не могли и на толику сравниться с буйством и яркостью проявления чувств, каковые возникают в мгновения самой настоящей семейной драмы. Ренди до сего момента стоически терпела непрогнозируемые удары судьбы, однако под воздействием вскрывшейся без особой причины гематомы ушедших лет сделалась удручающе похожей на самую обыкновенную женщину. Если бы Рендон хорошо знал сестру, а та не пыталась изобразить проницательность, строя утвердительные догадки в его отношении, то пират бы даже расстроился. Но разочарованию не могло быть и места. И не только потому, что игривая словесная перепалка и пленительный скандал воспоминаний разворачивались на глазах у команды моряков, каждый из которых не понимал контекст и реальные причины столь качественного сумбура, так еще и мог строить собственные, не самые дальновидные и не самые очаровательные предположения. Но еще и потому, что экзальтированное поведение девушки не могло возыметь никакого ожидаемого эффекта на человека, которым за годы военной службы, рабства, угнетения, а впоследствии пиратства самых разных мастей, стал ее брат. Ему было попросту все равно. На слезы. На крики. На замечания. На упреки в кажущемся безразличии к судьбе собственной семьи. И уж тем паче ему было плевать на опасения Ренди в отношении того, что своей новой сущностью, разбойной личиной и криминальной властью он может сделать еще хуже от одного лишь нахождения с ней на одной палубе. От одного лишь факта присутствия Рендона на одном с ней участке территории. Когда запеченная гостья “Вероломной” начала натурально истерить, вопя удручающе беззвучные для команды приказы, а шлюпка, приспособленная к борту бригантины, так и не была спущена на воду, Хоу лишь молча стоял, наблюдая за трансформацией девичьих эмоциональных перепадов. Он просто ждал, когда та закончит и, выплеснув из себя все величие обиды, гнева и сожалений, сможет, наконец, слушать его отчетливо и с принятием наскоро пленившей действительности. Но путешественница не торопилась заканчивать и, преисполненная различных форм негодования, принялась осуждающе осыпать неблагополучного родственника градом кажущихся колкими утверждений. Стоило отдать должное старшему Хоу: его терпения хватало на то, чтобы даже не пытаться ее перебить, оборвать или иным образом ограничить в желании высказаться. Супротив того он даже выпрямился и смотрел на нее с характерным пойманному виновнику пристрастием, позволяя Ренди на обозрении у его команды размахивать арбалетом, разговаривать на повышенных тонах и всячески отчитывать моряка, который ни визуально, ни эмпатически не годился ей в качестве податливого ребенка. Если бы Ренди шутила, то сия сцена могла бы даже считаться смешной. Но она не шутила и о том свидетельствовали не только вырвавшиеся наружу горечь обиды, и беспокойное словоблудие, но еще и фактическая заряженность оружия, которая та старательно не выпускала из рук. Человек в гневе становится слеп и беспечен, но даже самому неразумному слепцу впору было подсказать девице, что один раз в нее топором уже запустили. Тогда она отделалась лишь легким испугом, но второй же раз наверняка станет последним.
— Я — мореплаватель, а не отшельник, — абсолютно невозмутимо заметил Рендон, улучая редкий и недолгий момент тишины, — конечно же я обладаю информацией о том, что Везена не стало, — резко оторвав руку ото лба, пират обильно окропил палубу между собеседниками и открыл на всеобщее обозрение следы проявления родственной симпатии, — но, нет, я не счел вас погибшими, — в этой части его слова казались вполне искренними и не отдавали нотками фальши даже при желании таковые обнаружить, — так что не стоит делать скоропостижных выводов в моем отношении, сестрица, — нарисовав на лице паскудную улыбку и не пытаясь сгладить острые углы в их конфликте, капитан сделал несколько шагов навстречу сестре и медленно, осторожно, почти ювелирно отвел в сторону наведенный на него арбалет, — хочешь думать, что я — блудник, распутник, лиходей и просто самый презренный из всех мерзавцев — пожалуйста, но не трать на это так много времени, как сейчас, — сердобольно, почти по-отцовски погладив брюнетку по плечу, он кивнул, символизируя принятие обрушенного в его сторону отчаяния, — про меня это в каждом порту говорят и по большей части люди, которые не видели меня даже издалека, — на этой фразе Рендон утешительно поцеловал сестру в лоб и развернулся, возвратив себе первенство в их контрастном тандеме, — все куда прозаичнее, чем ты думаешь, Ренди: я не хоронил вас и даже не думал о том что с вами стало, и не потому, что был слишком занят, развлекаясь с легкодумными девками и распивая хмельные напитки, а потому, что уже очень давно мне нет до вас никакого дела, — слова мужчины были жестоки и беспощадны. Его интонацией вершилось нечто неподвластное уму обыкновенного обывателя. Его признанием словно бы ставилась точка в вопросе их совместного прошлого. Словно бы наносился фатальный и непоправимый вред всему, что могло их объединять и обязывать в праве на обладание ожиданиями друг от друга. Рендон понимал, что наивность и детская беспечность, к коим его призывала сестра генерируемым шумом и упрекательством, нисколечко не способствует взаимопониманию, которым они перестали обладать не сейчас, а уже очень давно. Он понимал, что близость и теснота кровных связей, на которые они оба могли ссылаться, сейчас значат не более, чем просто любопытное наблюдение. И он понимал, что все это можно изменить, но не через выворачивание наружу горестей и захламлений былого и невозвратного, а через построение нового прочного фундамента отношений. Впрочем, Ренди вполне могла предпочесть смерть утопленницы или же образ жертвы обстоятельств, вынужденной влачить совместное морское путешествие вместе с человеком, которого ненавидит. Хоу не собирался ограничивать ее в выборе такого рода.
— Очаровательно, — констатировал он ни то оптимистично, ни то издевательски, и остановился на последних ступеньках, ведущих обратно в каюту, — правда: я услышал все, что ты мне сказала, но мне действительно нет никакого дела до того, что по-твоему я должен был сделать после того, как ушел на войну, — само собой, все было гораздо сложнее, но это был не тот момент и не та встреча, когда имело смысл рассказывать девушке о том, что ему пришлось пережить прежде, чем он смог оказаться здесь, да еще и в качестве капитана успешного пиратского судна, — но, Ренди, — он плавно отворил дверь в свои покои и еще раз взглянул в удручающе родные глаза, — где я только не был, — в голосе капитана звучала сталь и возвращенная безупречная трезвость, — так что, если не хочешь пропустить мое следующее путешествие, то поднимайся: я не собираюсь тебя убивать и калечить, — пират вошел внутрь комнаты, из-за чего завершение фразы прозвучало немного приглушенно, хоть и по-прежнему разборчиво, — твои навыки могут пригодиться мне, тебе и нам.

[nick]Rendon Howe[/nick][status]Кто плывет далеко, тому и врать легко.[/status][icon]https://i.ibb.co/PQw8hp1/image.jpg[/icon][sign]Первый после бога – это капитан.[/sign]