Вопреки надеждам расстроенной девицы, Ротт не собирался умирать еще очень долгое время. В мире Сказке любой новичок, а в особенности — новичок, привыкший жить в роскоши и достатке, рано или поздно сталкивался с одним малоприятным фактом: не все в этом мире — люди. Одной из таких персон, отрешенных от познания тягот и сложностей старения, был Квадрагинтиллион и, если бы сыпящая проклятиями благородная дама об этом знала, то наверняка бы переосмыслила многое из того, что некогда принимала за истину. Сам же мужчина не торопился делиться особенностями, синтезирующими уникальное существование в новом мире и, посему, для малодушной страдалицы оставался не самым обыкновенным, но все же бандитом. Головорезом, вором и мужланом, каковых в знакомой “золотому ребенку” жизни вешают, четвертуют и всячески порицают. Забавным оставалось лишь то, что от такой наказательной ярости преступников не становилось меньше. Скорее наоборот. Ротт хорошо понимал причины и социальные механизмы, приводящие криминальную прогрессию в движение, и потому, когда пленница смерила его презрительным взглядом и окрестила унижающим званием рожденного вне закона, он лишь рассмеялся. Долгим, громким, неудержимым и зычным грохотом смеха воин отреагировал на строгое заявление человека, который знал о нем чуть больше, чем ничего. Ему не было и не могло быть больно или обидно от подобных выражений в свой адрес. Он слышал их так часто и от столь разных людей, что уже давно сбился со счету, предпочитая лишь изредка удивляться однообразию и неведению большинства встречаемых на его пути человек. Каждый из них проявлял одинаковое бессилие в понимании целей и назначения озвученной фразы. На что они рассчитывали? Что Бешеный Пес потеряет к ним интерес? Это могло быть очень близко к правде, если бы наемник интересовался их эмоциональным интеллектом. Что он сочтет их храбрецами и, оценив непробиваемую твердость характера, отпустит, неспособный что-либо противопоставить? Это могло быть так, если бы Квадрагинтиллион хоть немного их опасался. Может быть, дело было в том, что через провокацию жалостливые к себе люди добивались скорой расправы и, выбрав путь наименьшего сопротивления, жаждали скорейшего освобождения от грядущих мучений? Так быть не могло вовсе, ведь выбор — убить или отпустить всецело принадлежал будущему командиру боевого отдела гильдии стражей. Погладив изящную гриву успокоившегося жеребца, Квадрагинтиллион затих, планомерно сбавляя воодушевленной ритм дыхания и возвращая на лицо лукавую улыбку. Он не рассчитывал на взаимность симпатий и не претендовал на статус лучшего человека Валдена. Поэтому, без особого трепета перед напускной ненавистью новой знакомой, мужчина продвинулся вглубь любимой компании и оставил хмурую беглянку наедине со своими терзаниями.
Солнце резво заходило за горизонт, заменяя светлое дневное полотно неба на вечереющую густоту притягательного алого заката. Команда прославленных авантюристов, занимательно увлеченных друг другом, также сбавила пыл, охотно придаваясь романтике наступающей темноты. Один только Леска, не желая забывать о недавнем событии и с трудом наступая на гудящую от спонтанного забега ногу, вслух рассуждал о грядущем досуге.
— Шеф, а что если наш извращенец уже это..., — парень замялся в старательной попытке обуздать заплетающийся язык, — ну.. бля.. собрал кароче.. коллекцию восковых кукол? Может ему не нужна еще одна невинная красопетка и он не захочет пленить ее?
— Леска, — отозвался Квадрагинтиллион, идущий по другую сторону скакуна, расположившегося по центру отряда, — что, по-твоему, ему останется делать, когда она окажется на его “территории”? Просто наблюдать со стороны и ждать, пока она сама уйдет? Со стороны казалось, что их разговор должен отдавать нотками приватности и строгой секретности, однако, то ли по пьяни, то ли по природной прямолинейности, наемники обсуждали планы громко и в присутствии “пособника”, чьи воля и желание не учитывались. Даже несмотря на центральную роль в отведенном под нее спектакле жизни.
— Нееет, — долговязый, увлеченный фантазией, схватился за болтающуюся подле него белоснежную ногу и использовал ту в качестве опоры для последующего перемещения, — просто.. ну... вдруг он не захочет делать из нее “экспонат” для своего “музея”? Может.. он захочет с ней “близости”, а потом, качественно совокупившись.. спишет ее со счетов? В затуманенных беспробудным опьянением глазах читалось искреннее негодование и опасения, каковые возникают у людей в моменты переживания за своих близких. Супротив первичному впечатлению, Леска был очень сердобольным и добродушным юношей, готовым прийти на выручку любому, кто нуждался в помощи.
— Если так, то нам же лучше, — продолжил мысль Ротт, подхватив собеседника, с трудом обошедшего коня, под локоть, — так этого ебанутого будет гораздо проще поймать, но, — мужчина выдержал паузу и, поставив подножку, смачно уронил незатейливого софиста в ближайшие кусты, где тот, под аккомпанемент коллективного смеха и визга, в очередной раз потерял свой сапог, — он — не дурак, Леска. И не станет облегчать нам жизнь таким глупым потворством столь низменным побуждениям. Он знает, что за ним следят, а иначе мы бы уже давно поймали его за жопу.
— Внатуре, — подхватил тон дискуссии бугай в шлеме-клетке, — помните, как в прошлом месяце я погнался за ним в переулке, когда увидел, как он воткнул иголку в шею той рыжуле? Я, конечно, ничего не хочу сказать, но либо он бегает быстро, как гончии Питы, либо владеет пространственной магией, а иначе как — блять — объяснить, что я даже не успел понять, в каком направлении он от меня скрылся?
— Ага, — с явным пренебрежением в голосе вмешалась аппетитная следопытка, вновь вылавливая из кустов связывающего себя в двух ногах Леску, — может кто-то просто жрет много и бегает со скоростью транспортной повозки валденского каменщика? Ты его хотя бы попросил тебя подождать, пока ты разгоняешься? А то он может просто в привычном для себя темпе уходил, внезапно вспомнив о каких-то неотложных делах, пока ты уверовал, что он спасается от преследования?
— Секира, сучка, ну зачем ты так? То ли наигранно, то ли действительно обиженно возмутился мужчина, начав оперативно оправдываться, — я тебе — блять — клянусь: этот мудак побежал, как только увидел меня! Я — блять — ебашил ногами по земле, как никогда и никто еще не ебашил! Сука! В какой-то момент я даже думал, что превышу допустимый лимит скорости и порву себе лицо встречным ветром! Словно бы в попытке подтвердить собственные слова, мясистый исполин ринулся в сторону городских ворот и на удивление быстро преодолел оставшийся между ними и городом участок пути.
— Ну, пиздец, — констатировала подстрекательница через десять минут, когда отряд поравнялся с мнительным бегуном и миновал внушительные каменные своды валденских укреплений, — умеешь-умеешь, — признала она с легкой непринужденностью в голосе и смерила оценивающим взглядом сидящего на бочке, возле охранной сторожки, гигантского детину, — как же он тогда от тебя удрал, а? Ты бежал в другую сторону, за пивом в ближайший трактир, а нам всем рассказываешь, что дохера преследователь?
— Та иди нахер, — он отмахнулся, жадно поглощая воздух в скрупулезной попытке восстановить сбившееся дыхание, — в следующий раз, сука, сама за ним побежишь и тогда посмотрим, кого из нас жопа перетягивает, — последний комментарий, несмотря на свою беспомощность, весьма точно подчеркивал обозримые достоинства Секиры.
— О, мой дорогой, — парировала женщина, нисколько не смущенная адресованным в ее адрес замечанием, — от меня-то он убегать не станет. Наоборот. Увидев меня, он, наконец, осознает как должна выглядеть и что должна из себя представлять настоящая женщина, — игриво изогнув бровь, она на мгновение взглянула на проезжающую мимо наездницу, — а то объявил, понимаешь, охоту на “кости и милые невинные глазки”. Никакого удовольствия в сношении робких мира сего быть не может, — похлопав оппонента словесной дуэли по плечу, Секира завершила ребяческий спор, позволив себе погрузиться в таинство медленно засыпающего поселения.
Валден в темное время суток пестрил красочным многообразием однотонных оттенков. Во множестве снующих меж улиц граждан проявлялись уставшие группы рабочих, утомленных лавочников и беспризорных бродяг, ищущих укромное и достаточно изолированное место для ночлега. В изменяющихся сказочным образом направлениях тротуаров поддавались обозрению безынициативные зеваки, жаждущие случайных событий и ищущие алчными взглядами неторопливого путника, способствующего комфортному и непринужденному срезу недостаточно защищаемого кошелька. Вниманию попадались и другие, менее независимые жители, чье присутствие загадочным толком осложняло проведение теневых операций и различных повторяющихся преступлений. Облаченные в форму и плащи с символикой гильдии, немногочисленные, но видные представители стражи совершали плановый обход территории, а редкие в пограничной части города патрули заглядывали в людные заведения, напоминая о себе и о необходимости блюсти порядочное поведение.
На появление отряда Квадрагинтиллиона таможенники среагировали сухо и почти без внимания. Они привыкли видеть в городе сию многочисленную компанию идейных бунтарей и служителей анархической философии. И, несмотря на частые проблемы, возникающие в ходе реализации последними своих интересов, были обязаны признавать заслуги наемников перед городом. Посему, вне зависимости от наличия или отсутствия личных симпатий к подчиненным Бешеного Пса, ни один законник не смел проявить усердное внимание в отношении появившейся группировки. Лишь изредка и по-особенному всматриваясь в напуганное лицо новой спутницы Ротта, стражи проявляли удивительное равнодушие и непроницательность касаемо очевидной мольбы о помощи, выраженной в подступающей влаге невинных карих глаз. Возможно, внешний вид девушки не мог обмануть привыкших везде видеть подвох воителей, а, возможно, они просто не хотели связываться с Роттом и его ребятами, которые, пусть и были численно слабой стороной, тем не менее, могли катализировать масштабное столкновение и неблагоприятную резню. Через какое-то время осмысленного блуждания, на подходе к некоему особенно выразительному району, их все же остановил один из стражей, отличившийся особенно бледным оттенком кожи и наличием двух загнутых рогов, выглядывающих из-под мешковатого капюшона. Встав поперек дороги и скрестив руки на груди, довольно худой и с виду кажущийся слабым фэйри глядел прямо в лицо Квадрагинтиллиона.
— Ротт, — обратился он весьма мелодичным, тихим, но отчетливо звучащим голосом, — вижу, ты нашел подходящего человека для своей задумки, — глядя уже не на главаря банды, а на миловидное лицо, мужчина во взгляде стеклянной прозрачности глаз отразил самое понимающее и сопереживающее отношение из всех, коими девушка была награждена с самого момента появления на Маковом Поле, — простите, что Вам приходится участвовать в этом, — его слова были настоящими, неподдельными и правдивыми. И хотя он понимал, что слов не достаточно, все равно, по-видимому, считал важным вести себя на человеческом уровне.
— Триггви, — отозвался Ротт с теплотой, — не болтай с ней, — наемник отмахнулся, всматриваясь вдаль, за спину стража, туда, где в периферии зеленых насаждений дивными рядами выстроились дома особо богатых граждан, — она агрессивная: скучает по родительскому дому, — усмехнувшись, мужчина зашел за спину собеседника, а после, вслед за ним последовали и остальные члены отряда, — показывай: какой ты нам домик оприходовал для ночлега, скромняга.
— Тот, что стоит вон на том холме, — уже следуя за процессией сбоку от Ротта, страж в унисон словам указал рукой вдаль, где на обозначенном зеленеющем возвышении выделялась геометрически правильная конструкция свежевыкрашенного трехэтажного полуособняка, — он еще не заселен и я справился о том, чтобы хозяева не объявились у вас на пороге уже завтра утром, — о наличии у дома хозяев Триггви говорил без охоты, с каким-то осязаемым превозмоганием, — ключи вам не понадобятся: дверь не закрыта.
Оставшаяся часть вечера для наемников выдалась бурной и насыщенной на телодвижения. Незаселенный дом являл собой произведение архитектурного искусства и, к сожалению, оставался полностью лишенным наполнения. Посреди гостиной уместился одинокий массивный стол из дуба, а, вокруг, во множестве комнат, в лучшем случае лежали ковры, которые могли образовать лишь визуальный уют, но никак не физический комфорт. Впрочем, желающих жаловаться не нашлось вовсе. Казалось, что каждый в отряде Квадрагинтиллиона предпочитал радоваться всему, что им доставалось. И, посему, если их задание требовало на какое-то время обосноваться в пустом, пусть и богатом доме, они не задавали вопросов. Организованно и оперативно разложив принесенные пожитки по разным комнатам, преимущественно на верхних этажах дома, спутники Ротта разделились по парам, каждой из которых была отведена своя роль в предстоящем мероприятии. Было не трудно догадаться, что главная комната третьего этажа, оформленная в форме башенки и дарующая обзор улицы на все четыре стороны, была отведена под командира. И еще проще было догадаться, что в паре с ним оставили девушку, к которой никто не хотел находить подход. Почти никто. Скинув на пол два спальных мешка и поставив на подоконник лампу с зажженной в ней лучиной, Бешеный Пес в очередной раз взглянул на дрожащую жертву обстоятельств.
— Мне не особо-то важно в каком состоянии ты будешь делать то, зачем мы сюда пришли, — интонация Квадрагинтиллиона отдавала сталью, — но, ты можешь хотя бы попытаться проявить интерес и задать вопросы: возможно, это поможет тебе подготовиться, — с этими словами он плюхнулся на пол и, облокотившись спиной о стену, взглянул на звезды, проглядывающие в окне напротив, — только не распыляйся в попытке пожалеть себя и сказать, что все лишено смысла, ведь у тебя нет выбора и все равно все будет так, как я решу, — к этому моменту эль в организме фэйри уже почти полностью выветрился и потому теперь его голос звучал особенно серьезно, — это скучно и мне не останется ничего, кроме как с тобой согласиться, а ждать нам, скорее всего, еще долго.