Сколько здесь было книг, и каких разных! С картинками и без! С драгоценными окладами и старыми потертыми переплетами! Свитки, писчие доски, связки рун, и еще какие-то небывалые, незнакомые Почую чудеса: прозрачные камни, из глубин которых всплывали буквы; радужные крылья словно бы огромных стрекоз, с прожилками, составлявшими слова. И какие слова! Каждое название начинало вихрем кружиться в голове мальчика, пробуждая чувства, образы, видения... “«Приключения Андивия Рекоплова в Рыбьем городе», - восхищенно читал про себя Почуй. - Ай, городок у рыбок! «Гиганты духа», о великанах книжка! Или о духах? «Фрагменты второго порядка в заклинаниях пути»… непонятное что-то. «Вороний Глаз на страже закона»! Интересно, там правда только про глаз? И как он на страже? Страж его носит на нитке?”
- На картинки засмотрелся, малыш? - приветливо спросил торговец. Был он человеком, но чем-то неуловимо походил на барсука из сказки: толстого, в вязаном жилете, с подслеповатыми добрыми глазками. Почую он понравился сразу.
- Нет, сэр! - ответил Почуй гордо. - Вы не подумайте, я читать умею. Вон на той книжке знаете что написано? “Рыбы Туманного моря”! А на этой - “Что мы знаем о бестиях”... Интересно! Я вот ничего не знаю.
- Да и автор-то знает немного, - хмыкнул торговец, разглядывая метку на голом плече Почуя. - Книжка совсем тоненькая. А ты образованный юноша. Много ли успел прочесть?
- Семь обычных книг и две довольно толстые! - надулся от гордости Почуй, обожавший, когда его хвалили. - И еще букварь! А больше в деревне не было.
Торговец поднял кустистые брови и потрясенно воззрился на мальчика поверх очков.
- Девять книг и букварь. Итого десять, - произнес он. - А не врешь?
- Не вру, сэр! - сказал Почуй, который и в самом деле не врал. - Я очень читать люблю!
Торговец снял очки, снова надел, опять снял и принялся протирать их тряпицей.
- Похвально, очень похвально, - сказал он внезапно охрипшим голосом. - Так ты из деревни, говоришь? Переехал, значит, в город с родителями?
- Нет, мои родители в лесу остались, - объяснил Почуй. - Они хорошие, но не очень умные. С ними скучно. А с людьми и фэйри - нет! Я в городе хочу остаться. Выучусь на музыканта. Я на флейте играть умею! Вам поиграть?
- Не нужно, малыш, я охотно верю, - изумленно ответил торговец, вертя в пальцах очки. - Ты самый поразительный юный монстр, которого я видел в жизни. Умный, искренний и открытый.
Почуй засиял от счастья.
- Но денег на покупку книги у тебя нет, как понимаю? - продолжил торговец.
Улыбка Почуя сразу же увяла.
- Неа. - грустно сказал он. - Мне староста денег собрал в дорогу, но они не на книги. Я просто посмотреть пришел.
Торговец кивнул, нацепил очки на нос и призадумался. Посмотрел на часы, на Почуя, на свой стол.
- Ну вот что, - решил он. - Если хочешь почитать, оставайся. И закрою лавку часа через два. До той поры можешь распоряжаться любым из моих товаров - но будь осторожен, умоляю.
Почуй открыл рот и уставился на торговца во все глаза.
- Вы… вы мне… - прошептал он, не веря своему счастью. - Я могу почитать? Что угодно?
- Но только обычную книгу, - уточнил торговец. - Гипноглеру я тебе не дам, да это и вредно в твоем возрасте. Про руны или крылья Летты тоже можешь забыть, ты с ними не управишься. Но все остальное…
Торговец поднял руки и развел ими в приглашающем жесте. Почуй задрожал от волнения.
- А можно мне эту… вон там? - пискнул он. - Про Рыбоглава… то есть Рекоплова!
- Эту, из саги об Андивии? Неплохой выбор, - одобрил торговец, доставая с полки “Приключения в Рыбьем городе”. - Язык несложный, увлекательно. Много приключений, погонь, сражений - думаю, тебе понравится.
Почуй схватил книгу, пролепетал что-то благодарное - и сел прямо на ковер, подобрав копытца. Торговец протянул руку, потрепал его по макушке - но мальчик, кажется, этого не почувствовал. Он был уже там, в книге, вместе с храбрым Андивием и его командой речных пиратов.
- Исключительное дитя, - тихо и как-то тоскливо произнес торговец, а затем вернулся за свой стол. Достал из стопки лист бумаги, макнул перо в чернильницу и написал несколько строк аккуратным мелким почерком. Потом вложил письмо в конверт и скормил его вингу - золотой жабе с красными стеклышками вместо глаз. Почуй, не замечая ничего вокруг, читал книгу. Мерно тикали часы, шло время.

Где-то через час в тишине прозвенел дверной колокольчик. В лавку вошли двое - и замерли на пороге, осматриваясь. Почуй даже не поднял головы - ему было не до этого. “«И, спасая себя, ухватился Андивий за плывшую по воде корягу», - жадно читал он. - «Но мог ли наш герой знать, что это и не коряга вовсе, а кончик хвоста огромной змеи? И вот уже показалась позади Андивия страшная голова, и распахнулась пасть, в два ряда усаженная ядовитыми зубами...»”
- Это. Редкая. Удача, - странно разделяя слова, произнес один из вошедших. Голос у него был такой низкий и хриплый, что походил на рык.
- Наиредчайшая, я бы сказал, удача, брат Тремор! - сладким высоким голоском пропел второй. - Наша жизнь складывается удачнее некуда, но уж эта удача - всем удачам удача!
Звучали голоса до того странно, что Почуй оторвался от книги и взглянул на двух незнакомцев. И тут же забыл про пирата Андивия, ужасную змею и все сокровища Рыбьего города. В дверях, глядя на него двумя парами глаз, застыла беда.
Одеты незнакомцы были одинаково: долгополые сюртуки с высокими воротниками, печатки из плотной кожи, шерстяные брюки, сапоги - все черное. Так в деревне, где учился Почуй, одевался гробовщик. Но эти двое на гробовщиков похожи не были. Скорее, они походили на тех, кто обеспечивает гробовщиков работой.
Один - тот, что говорил низким глухим басом, - был так высок и широк в плечах, что еле помещался на пороге. Голова у него была страшная: зубастое акулье рыло, серая как камень кожа, пустые глаза. Рядом стоял второй - невысокий, весь какой-то дерганый человечек с большим родимым пятном на лице. Поймав взгляд Почуя, человечек подмигнул, нахмурился, повел бровями и скорчил грустную гримаску. Если великан с акульей мордой стоял неподвижно, как изваяние, то человечек все время двигался: поводил плечами, перебирал пальцами, морщил нос. Эти двое были такие разные, непохожие - и совершенно одинаковые в одном.
Оба были смертельно опасны. И Почуй чувствовал это.
- Ребенок. Агнец, - прорычал человек-акула, медленно сходя по ступенькам вниз. - Лучше. Не. Найти.
Нога в огромном сапоге ступила на паркет - и половицы заскрипели, заохали от страшной тяжести. Волоски на шее Почуя встали дыбом.
- Совершенно верно, брат Тремор, крайне логичная и взвешенная мысль, вы как всегда правы! - восхитился человечек с пятном, быстро закрывая дверь на ключ, зашторивая окошко и вывешивая на стекло табличку “Закрыто”. Проделывал он все это с какой-то невозможной скоростью, успевая при этом дергаться, кривляться и подмигивать Почую глазом.
“Один - акула, второй - поток, - как-то отрешенно подумал Почуй. Сердце его бешено колотилось, все тело будто онемело. - Они за мной. Меня убьют. Меня съедят”.
- Не. Убегай, - сказал человек-акула, доставая из кармана свернутый в моток шнур. - И. Не. Кричи.
- Вот кричать и убегать совершенно излишне, и я всегда это говорю, - поддержал своего друга человечек с пятном. Он взмахнул рукой - и, словно фокусник, извлек из ниоткуда большой шелковый мешок. - Хорошие умные мальчики не убегают и не кричат, когда брат Тремор и брат Метус занимаются своими такими важными, такими взрослыми делами. Они сидят на месте и молчат, и за это…
Книга с громким стуком упала на пол. Дрожащие пальцы Почуя нащупали висящую на шее флейту, и по магазину разнеслись трели - веселые, быстрые, радостные. Двое громил изумленно застыли - и к ним со всех сторон ринулись духи воздуха.
“Задержу, подниму! - мелькали в голове Почуя быстрые мысли. - От акулы влево, проскочу. Не в дверь. В окно! Порежусь, неважно!”
Человек-акула отмахивался от духов руками, а те кружили вокруг него в бешеном, но бессильном танце - великан был слишком тяжел. А к человечку с пятном духи просто не могли подобраться: он расплылся, размазался в воздухе, превратившись в десяток призрачных человечков с призрачными пятнами - и каждый тыкал в подлетающего духа стилетом. Похоже, стилет был непрост - испытать его остроту духи не решались, отлетали подальше.
Казалось, что враги неуязвимы - но это было неважно. Воздушные помощники слелали самое важное: они задержали жуткую парочку, выиграли Почую время.

Почуй вскочил на ноги. Взбрыкнул, ударив ковер копытцами, грозно прищурился.
И в этот момент на его затылок опустилась короткая дубинка, украшенная зелеными листками.
Раздался тихий далекий треск - словно где-то во дворе рухнуло подрубленное дерево. Песня флейты смолкла, духи разлетелись в стороны и пропали. Почуй закатил глаза и мягко упал на ковер - а над ним с дубинкой в руке встал бледный книготорговец.
- Во славу Жути, - прохрипел он, глядя на двух громил.
- Именем. Его. - громыхнул брат Тремор, поправляя сюртук.
- Воистину, воистину, именем его! - защебетал брат Метус, убирая стилет в рукав. - Ах, до чего же славный и смелый мальчик, как хочется его похвалить! Но заодно, увы, мне придется поругать нашего доброго, но не слишком рассудительного брата Павора. Ведь он не написал, что его юный посетитель умеет призывать рой маленьких, но таких злобных духов! О, зря, зря! Но зато он вовремя пришел к нам на выручку со своей волшебной палицей, ударив ею мальчика! Какой благородный подвиг, я вы воспел его, если бы умел петь!
Торговец Павор уставился на свою дубинку. Один из листиков на ней увядал на глазах, желтея и рассыпаясь прахом.
- Я не знал, - произнес он тихо. - Да и как было узнать? Если бы я начал расспрашивать… Хотя вы правы, а я глупец. Он бы все мне рассказал. Вы его унесете?
На плечо Павора опустилась огромная ладонь.
- Мы. Унесем. Вместе. - медленно произнес брат Тремор. - Ты. И. Мы.
- Разумеется, разве можем мы замолчать ваш подвиг? - закривлялся брат Метус, расправляя мешок. - Вы, именно вы, брат Павор, нашли для первосвященника дитя с чистой душой, невинного агнца - и больше того, дитя-агнца! Как это символично, как это красиво! Первосвященник оценит. Вы будете стоять по левую руку от него, в первом ряду! И когда свершится ритуал, брызги жертвенной крови окропят вас с ног до головы, брат Павор!
Торговец вздрогнул, и бледное лицо его посерело.
- Могу ли я отказаться от этой чести? - быстро спросил он.
- Нет, - просто сказал человек-акула. И добавил: - Так. Решено.
- Нисколечки нет, никогда и ни за что, нельзя от такого отказаться! - пропел брат Метус, и в голосе его явственно прорезалось злорадство. - Так решил первосвященник Фобия, а кто мы такие, чтобы перечить его воле? Его воля есть воля Жути, а ведь как мы говорим? Во славу Жути!
- Именем его. - мертвым голосом отозвался брат Павор.

Отредактировано Почуй-Ветер (2020-02-16 10:14:37)

Книжную лавку они покинули по очереди: сперва весело насвистывающий Метус, за ним - Тремор, на могучих плечах которого лежал мешок с Почуем, и самым последним - Павор. Павора торопил и подталкивал в плечо опять же Метус, вышедший из дверей первым, но каким-то непостижимым образом оказавшийся в конце процессии.
- Ну, драгоценный мой, откуда это уныние, что за кислую мину я вижу на вашем лице? - ныл Метус, пихая Павора в спину. - Не хочу ее видеть, знаете ли! Шире плечи, выше нос, шагайте широко, дышите ровно, ведь вы идете по сумрачной тропе, с которой не сойти, а ведет она вас прямо к престолу Жути, скованному, как всем нам известно, из стона людского и скрежета зубовного! И не горбитесь, ну скажите же ему, брат Тремор, умоляю вас! Разве идут по сумрачной тропе, сгорбившись?
- Никогда. Не. Видел, - рыкнул человек-акула.
Вздохнув, Павор расправил плечи, поднял вверх подбородок - и брат Метус накинул ему на шею шнурок с тростниковой флейтой.
- А это ваша награда, ваш талисман, - сладко промурлыкал Метус. - Волшебная флейта чудо-ягненка, драгоценный трофей, взятый в неравном бою! Носите же его с гордостью и не смейте снимать!
Павор охнул и уставился на флейту так, словно та была гремучей змеей. Метус за его плечом задергался, ухмыляясь на разные лады - казалось, муки торговца доставляли ему невыразимое удовольствие.
- Стой, - буркнул тем временем Тремор, подойдя к ведущей на улицу арке. Взявшись за горловину мешка, он сдернул его с плеч и поднял перед собой - легко, одной левой рукой. Правая рука великана нырнула в карман и добыла оттуда пистоль с колесцовым замком. Склонив голову к плечу, Тремор прицелился и нажал на крючок: из ствола пистоля вылетела искра и, покружившись вокруг мешка, исчезла.
- Маскировка, - объяснил Тремор и тут же выстрелил искрой в Павора. А потом убрал пистоль в карман, вскинул Почуя на плечи и зашагал вперед.

- Ах, вы представьте только, какие чудеса! - кудахтал Метус, подпрыгивая на ходу. - Сейчас всякий видит в нас трех крайне усталых стражей, идущих с дежурства - ну разве таких потревожишь? Вот любопытно, каким в глазах обывателей предстает наш пленник: спасенным из лап чудовища ребенком, пойманным на краже бродяжкой? Или четвертым дежурным, что перепил вина и прикорнул прямо на руках соратников? Вот бы взглянуть на нас со стороны, брат Тремор!
Брат Тремор молчал, глядя вперед черными и блестящими, точно жучиные спинки, глазами. Безмолствовал и Павор, бледный и осунувшийся, весь погруженный в мысли. Они шли по вечерним улицам, овеянным сырой осенней прохладой; в окнах домов вспыхивали первые огни, расхваливали свой товар лоточники, над съестными рядами стлался ароматный дым. Пахло жареным мясом и цветущим вереском, разложенным на прилавках зелейников.
- Зачем? - тихо спросил вдруг Павор, глядя под ноги. - Зачем вы… это делаете?
Тремор не обратил на него никакого внимания, зато Метус так округлил глаза, словно с ним затеял беседу фонарный столб.
- Ах, любезнейший брат Павор, ну это же так просто! - задребезжал он. - Вы сами подумайте! Что может двигать нами, брат Павор? А нет, не говорите, я вам отвечу! Страх! О, как мы боимся, вы даже представить такого не можете! Всего боимся: этого злого жестокого мира, опостылевших жен, взрослых равнодушных детей! Так боимся, что носу не показываем из своих маленьких книжных магазинчиков! Мы и в орден Жуткой Жути вступили, чтобы избавиться от этого страха! Но все напрасно, добрый брат! Теперь мы боимся еще больше: ритуалов, единоверцев, первосвященника! Уж от него-то у нас просто поджилки трясутся! Мы так изнемогли от ужаса, милый Павор, что готовы отдать ему на заклание невиннейшего из ягнят-флейтистов! И все по своей собственной, заметьте, доброй воле!
Павор оскалился и замедлил шаг. В глазах его застыли боль и ненависть - казалось, он вот-вот бросится на лыбящегося Метуса.
- Страх, - пискнул Метус, часто моргая и дергая уголком рта. - Как же нам страшно! Мы ведь и сами всего лишь бедные ягнята, верно же, брат Павор? Мы упиваемся жалостью к себе и никогда не пойдем против воли того, кто сильней, о нет!
И Павор сник. Он отвернулся, обхватил руками плечи и пошел дальше, глядя перед собой невидящими глазами. Метус тихонько хихикнул.

Тремор вел всех за собой через подворотни и галереи, проходные дворы и маленькие переулки, которые становились все уже и грязнее. Попетляв так достаточно долгое время, он свернул на какую-то совсем крохотную улочку, кончавшуюся тупиком - кирпичной стеной с зеленой облупившейся дверью без ручки.
- Пришли, - буркнул Тремор, поудобнее перехватил Почуя и полез рукой в карман. Достал оттуда пистоль и принялся щелкать рукояткой на колесике механизма - раз, другой, третий, четвертый. С волос Павора, с воротника Метуса, с узелка на шелковом мешке слетали переливчатые искры и исчезали в дуле пистоля. Последняя соскочила с клыка, торчащего у Тремора под носом - человек-акула дождался, пока она юркнет в дуло, и положил оружие обратно в карман. Потом снова покопался в нем и извлек на свет медную дверную ручку. Приложил ее к зеленой двери, провернул - и та отворилась; из темного проема пахнуло сосновой хвоей.
- Ты! - прорычал Тремор, указав пальцем на сжавшегося Павора. - Заходи. Стой. Жди. Мы. Скоро.
Хлопнув книготорговца по плечу, великан подволок его к дверному проему и вытолкнул за порог. Затем прикрыл дверь и посмотрел на Метуса.
- Что-то не так, брат мой Тремор? - вопросил Метус, скорчив обиженную гримаску.
- Что. С. Тобой? - произнес человек-акула, глядя на напарника ничего не выражающим взглядом.
- Ох, вы так чутко ощущаете каждое колебание моей истерзанной души, мой славный, славный Тремор! - пропел Метус, расстегивая и снова застегивая воротник. - Вы, должно быть, заметили мою неприязнь к добрейшему Павору? Видите ли, мне жалко ягненка, которого он нам выдал.
Брат Тремор склонил страшную голову набок - словно собака, услышавшая незнакомый звук.
- Да, мне жалко, неужели мое сердце не может родить это чувство? - захныкал Метус. - Вы же слышали, как он играл на флейте? Чудесно, великолепно - в его-то годы! Мы лишаем Валден талантливого музыканта, а я очень люблю музыку. Ну почему, ответьте мне, отчего этот толстый недоумок решился отправить письмо? Не приди оно, мы бы поймали на улице какого-нибудь бестолкового сиротку - и чудно, кому нужны эти сиротки? А музыка нужна всем, брат Тремор, она врачует души, она царит над миром, она вечна!
Тремор посмотрел на мешок на своем плече, потом на напарника.
- Но. Мы. В. Деле? - неуверенно прогрохотал он.
Метус задергался, каждым движением лица показывая возмущение.
- Ну конечно, разумеется, нет никаких оснований полагать, что мы не в деле! Работа прежде всего! Мы же всегда доводим ее до конца, не так ли, брат Тремор? Никогда не оставляем незаконченных дел! Как говорил мой папенька перед самой своей смертью, уж если достал нож - коли!
- И. Ты. Его. Заколол? - уточнил Тремор, открывая перед другом дверь.
- О да, - пискляво ответил Метус, переступая порог. - Я всегда был послушным сыном.

Развалины храма были освещены факелами и дровяными светильниками, что горели в сумерках ярким колдовским огнем. Пятна света плясали на древних колоннах, покрытых неясными узорами, и казалось, что они шатаются, колеблются на месте. Трепетало пламя, вздрагивали древние руины, дрожали верующие в черных одеждах, и только первосвященник на каменном троне был неподвижен. Когда Тремор, Метус и Павор показались из-за сосен, он устремил на них горящий взор. По толпе верующих прошел ропот.
- О первосвященник! - провыл Метус, всплеснув руками. - Вот и мы, сыны твои, верные, неистовые в вере! Внемли же: пойман братом Павором чудесный агнец, юный и чистый сердцем! Светоч души его привлечет владыку ужаса, а мы же, ничтожные…
Первосвященник Фобия гневно сверкнул глазами, и брат Метус тут же умолк. Всхлипнув, он пал на землю, увлекая за собой Павора, и растянулся на сырой траве в униженной позе.
- Простите меня и мой болтливый язык, владыка! - заскулил он. - К алтарю, брат Тремор!
Тремор медленно двинулся к стоящему у трона Фобии жертвеннику, и толпа зашевелилась, пропуская его вперед. Подойдя, человек-акула положил Почуя на алтарный камень и аккуратно стянул с него мешок. Кто-то ахнул.
- Во славу Жути! - воскликнул ухмыляющийся Метус, который успел подняться на ноги и встать у трона по левую руку от Фобии. Бледный Павор топтался рядом.
- Именем. Его, - прогудел Тремор, вставая справа.
Толпа зашумела.
- Холодно, - сказал Почуй, открывая глаза.

Отредактировано Почуй-Ветер (2020-02-23 00:19:27)