Силой дракона новый знакомый впечатлился, но не испугался. Всего четыре месяца в Сказке – всего и не видел. Или видел достаточно, чтобы не особо ценить жизнь? Или устал бороться за нить бытия? Зелёные глаза слишком изучающе прошлись по лицу юноши, что вдруг решил назвать своё имя. Мужчина отвлёкся на танец огня на трупах деревьев, словно забыл о собеседнике, но это было не так – он размышлял. Изначально не планировал представляться. Казалось, они забыли об этой маленькой привычке разумных существ, легко отказались, а теперь – называть выдуманное имя – слишком обманчиво, оскорбительно по отношению искренности Кастиеля. А настоящее имя? Его знают многие рыцари, но для рыцарей Санктус – огнедыщащий дракон. На самом деле имя мало что могло сказать юному жителю Сказки, была велика вероятность, что бледный человек быстрее погибнет, чем успеет хоть кому-то рассказать о Санктусе. Да и поймёт ли, что дракон?
А собеседник размышлял об орудии убийства, о том, каково это – создавать такие великие и кошмарные вещи. От вина отказался. Пока отказался.
- Санктус, моё имя Санктус, - внезапно надвинулся мужчина, сообщив будто важную новость. Он бы ещё сказал, что на самом деле крылатый ящер, и посмотрел бы, что на это скажет бесстрашный ходок в гости. Но это было жестоко, напрасно, несправедливо. Разве не понимал Кориги, что новый знакомый может быть крайне опасен? Разве не видел, что силы достаточно, чтобы уничтожить само напоминание о нём? Видел, отмечал, но продолжал беседу. Доверие? Бесстрашие? Ящер снова спился взглядом в светлую, слишком бледную кожу, в признаки жуткой усталости. И мысленно посмеялся над собой: «Хорош же ты! Бедный мальчик измучен, один раз уже умер, новую жизнь не успел начать ценить, а ты думаешь проверить его на прочность! Ну да, что стоит оборвать жизнь хрупкого мотылька невежде-медведю?» Он откинулся на спинку, щедро отпил чай и начал спокойно, размеренно:
- Вот поэтому я и говорю, что люди, именно люди – удивительнейшие существа. Мне доводилось слышать об их истории, когда я бываю у них, то читаю книги. Если есть время, - искренне рассмеялся. – Но поверь, любое самое мирное и безобидное изобретение можно превратить в кошмарное орудие убийства. А уж специально созданное – и подавно. Знаю одного, кто создал великое и ужасное и ненавидел себя за это до конца своих дней. Были и те, кто говорил одно, а их толковали совсем иначе. А религия… посох, как ты говоришь, - в глазах дракона зажглись костры инквизиции, предсмертный визг несчастных, тупая радость толпы, что пойдёт пить хмельную брагу после, холод палача, скрытого ото всех и тихая, бесконечная, тягучая скорбь тех, кто потерял. – Вера может дать новые ноги, крылья, руки, глаза, вернуть к жизни, отправить на великие дела во благо… во чьё-то благо: семьи, самого себя, отдельно взятой части человечества. Может, - мужчина поморщился, будто от боли. – Но вера идёт рядом с религией, с институтом церкви. Посредники между Богом и человеком – кто они? Так ли они искренни? Честны, достойны? Временами они были одни из немногих, кто умеет писать и читать, кто пишет книги и переписывает историю. Порой они лихо вцеплялись во власть или власть брала их на службу по созданию «идеального государства», где все действуют во благо. Во благо отдельно взятых лиц, - злая, слишком злая усмешка. – Нет, Кастиель, я бы не смог жить простым человеком в твой родном мире. И не хочу, - искренность в каждом слове. – Людей слишком много, есть только люди. И они хотят хоть немного отличаться друг от друга, доказать себе, что стоят чего-то, истинных или надуманных ценностей, ищут смысл жизни, ищут достойное занятие и не знают, ошибаются… Так легко ошибиться. Что хорошо? Похвала короля? Радость семьи? Осознание собственного величия? – покачал головой, утих, сросся с кружкой чая, допил, молча налил ещё одну, кивнул гостю, словно спрашивая, надо ли ещё. Наконец, взял себя в лапы. - В Сказке немного иначе. Проще.