Вдохнуть тяжелый воздух, словно разлили камфору, потерять мгновенье, оступиться, чувствуя как наполняются легкие тяжелой благодатью леса. В этих местах стоит быть осторожнее, Эхри это знает, хватаясь за ствол, едва не соскальзывая в неприметный овраг, прикрытый зеленым ковром густой поросли, нежной и холодной на ощупь. Корзинка за спиной лишает его равновесия лишь на секунду, невесомая на вид – что могут весить медуница, остролист, сныть и горицвет; под листьями скрываются корни – одни как седина мудреца, другие как ручьи ранним утром – едва увидишь, мелькнут на секунду, - всё переплетено. Неотделимо, невыразимо. Ступишь неосторожно и попадешь в зеленый капкан, не выберешься без острого лезвия, человеческого орудия пыток и спасения.
Эхри идет вперед, как всегда шел и не знает, сколько еще идти – не заблудился, но еще не пора возвращаться к знакомому, былому, людям, которым нужны слова для того, чтобы понять друг друга или запутаться пуще прежнего. Зачем он существует здесь, разве не было бы лучше ему, переродись он в это зеленое древо, что каждую секунду свою тянется ввысь и занимает своё место под солнцем.
Я ненадолго, на пару дней, не влипай в неприятности, сказал он Керах несколько рассветов назад. Первые лучи тогда только опустились на крыши, а он уже знал – он должен уехать, вернуться в Мираэль. Зачем, почему, не знал, не знает и теперь, но чувствует – так должно быть и не могло быть иначе. В её глазах – немой укор, а может, показалось, и сердце сжималось – невозможно объяснить то чувство слепой уверенности, чутье побитой собаки, чующей кость за милю, почему эта мысль появилась и почему он знает, что не послушав её, навалится тоска, чернее кофейной гущи, но следом пришло редкое пряное чувство покоя. Сборы были короткими, шаг быстрым.
Его никто не встречал – мало ли кто приходит, ежели каждого встречать, так и чаю не выпьешь до самого заката. Немногословное население святого города – лет за восемьдесят есть шанс узнать каждого по имени, занятию; он видел знакомые лица, те отвечали ему особым долгим взглядом, словно говоря – я узнал тебя, все возвращаются. Он не вернулся, лишь следовал пути, что появился как огненная тропа – не сойдешь, пока не дойдешь, а свернешь – сгоришь дотла.
Эхри, друг мой, сходи за травами, просил его старик Наэль, удивительно живой. Сколько ему, лет четыреста, пятьсот? Да кто знает. Только время не рассчитал – сходил бы еще вчера, да конь подломил ногу, а без коня – куда? Сходи, не останусь в долгу.
Знакомые места заканчиваются, начинается чаща – ушел далеко, тут только демонов да зверье ловить в предрассветные и ночные часы, да молиться своему богу, чтобы вывел, да в глупую голову вложил прописную истину – в большом знание большая печаль, - так, дойдя до края, уже не видишь былого великолепия, не радуют птичьи переливы и исхоженные тропки, поросшие бурьяном и дороги, полные слухов и пыли читаются линиями на ладони. Конечно, если бог услышит и подскажет нужный поворот или пошлет путника, знающего, зачем он идет.
Эхри не знал цели, но обрел бога и потому лишь вслушивался – не скрипнет ли где коряга, не метнется ли серой стрелой испуганный зверь, спасаясь от зверя бОльшего, что прячется в ветках деревьях, переступая пушистыми лапами; такого только, высматривай, где мелькнут желтые глаза с продолговатым хищным зрачком, всё равно не высмотришь – только почувствуешь, как мягкий мех касается шеи, да как кровь брызнет, теплым ручьем вырываясь из тела.
Солнце, мне кажется, ты просто устало светить, не думает, но чувствует Эхри всем своим нутром, замечая, как исчезают звуки и тепло дня превращается в благостную прохладу, полную ароматов. Лес будто сворачивается большой кошкой, отдает накопившееся тепло и над листвой начинает клубиться туман. Самое время, понимает он, поворачивая интуитивно туда, где находится дом, осматриваясь, может, что увидит еще, не возвращаться же с пустыми руками.
Дорога обратно стелется шелковой лентой, вьется по кручинам, кроличьим норам, заводя его в места, где белый нежный птицемлечник будто подол подвенечного платья Лесной невесты, обрамленный голубой каймой, цветками сциллы.
Ароматы будоражат сознание, дышать через раз, стараясь собрать как можно больше, но так – чтобы не оставить черных прогалин, не совершить преступления, не оставить пятен оспы; первое правило – иди с уважением, лес запомнит и ответит, убережет, да даст даров вдвое больше, чем заслужил. Таков он, лес Мираэля, благороден и жив.
Уже совсем скоро он видит знакомые шесты, которые ведут в город, не позволяя заплутать, сколько стоят они, немым своим видом предупреждая – не стоит гневить богов, к которым идут по этой дороге с самой столицы; местные даром, что мирные нравом.
В руках – белые и голубые цветы; в свободной рубахе с одним лишь ножом на поясе, да темных штанах с босыми ногами, кто признает контрабандиста из «Границ» с хорошим счетом на хорошем счету; да и собой он себя не ощущает – нерожденный брат-близнец или тот, кем не стал, из какой-то параллельной вселенной, где нет ни Валдена, ни шума, а только благостная тишина и покой.
Он видит вереницу живых, разного сословия, достатка – скоро праздник? – и видит фигуру, которая кажется смутно знакомой; словно виделись в прошлой жизни, совсем ненадолго, как будто встречаешь знакомого из детства – знакомые черты, движения, но имя забыто и становится неловко – не начать диалог, не подойти. Эхри выходит на дорогу (и надо же было так промахнуться, всего шаг в сторону и уже пришлось в обход, завтра не встанет), ровняясь с потоком, вливаясь в него ярким сине-белым фонарем.
Подумаешь, мало ли знакомцев теперь у него по всем уголкам разных миров и этих городов – от Валдена до самого моря; но память, до сих пор безупречно поднимавшая место, время и обстоятельства, колеблется. Отнекивается туманными силуэтами, ощущением жара и песка, не того, что под ногами, но иного – колючего, жестокого, привкусом железа и соли. Задумавшись, ускоряет шаг, не замечая, когда приходит озарение – вот же оно, совсем дурак, как мог забыть!
Он приходит в себя, оглядывается и не видит того, в чьем мире еще совсем недавно по собственным меркам был всего лишь гостем нескольких часов. Оборачивается в спешке, находит взглядом и понимает – задумался, обогнал. И эти секунды дают возможность, чтобы осознать, как следует начать диалог:
- Второй раз мы встречаемся на границе святых городов. Можно ли это считать благим знаком? – произносит мужчине он, когда между ними не остается больше пары метров.