По мнению Гуймихо вечер всегда был и остаётся лучшим временем суток. Дневная суматоха постепенно сходит на нет, медленно умирая в лучах заходящего солнца, но жизнь всё ещё теплится в суетливых душонках, доделывающих свои незаконченные дела. Это в большом городе всё только начинается с закатом: заполняются бары и мелкие забегаловки, дают свои вечерние спектакли театры, а здесь всё иначе: люди и фейри стремятся провести остатки дня со своими близкими, уютно расположившись в своих лишённых городской вычурности и монументальности домишках.

В это время холд обычно готовился к закрытию своей лавки: протирал со столов, задвигал стулья и отправлялся неспешно делать съестные заготовки на следующий день. Ему некуда было торопиться, напротив, он старался растягивать удовольствие от долгожданного уединения. Засахаренной вишенкой на торте был стакан, заполненный благородного медово-янтарного цвета жидкостью, терпко пахнущей алкоголем и травами, к которому лис регулярно прикладывался, подолгу смакуя каждый глоток.

В коньяке Гуймихо старательно и в то же время безуспешно пытался утопить тревожные мысли, которые уже больше суток грызли его изнутри точно так же, как пламя сжирает подброшенные в костёр дрова. Отвратительное ощущение, но девятихвостый несмотря на почтенный возраст не мог понять, откуда оно брало свои корни. Словно образовалась какая-то пустота, червоточина, и теперь она постепенно расширялась, раз за разом напоминая о себе мерзкой ноющей и тянущей болью в груди. Не мог же он сделать ЭТО?

Лис слишком сильно сжимает стакан в руках, и по стеклянной поверхности бегут мелкие шальные трещинки, но стекло не спешит разлетаться мелкими осколками по всему помещению. Гуймихо вовремя ловит себя на потере контроля и ставит стакан на место от греха подальше. В конце концов этот набор не был из дешёвых, и не хотелось лишиться его из-за непонятной нахлынувшей хандры.

Лучшим вариантом, чтобы отвлечься, разумеется была работа, которая дожидалась, чтобы к ней вернулись. Уже ставшая родной рукоять ножа послушно ложится в ладонь. Гуймихо знает каждый скол и каждую царапинку на нём. Что касается заготовок, осталось совсем немного – дорезать овощи для завтрашней похлёбки, которую так нахваливала тётушка Лин. Несмотря на её внешний вид, в женщине чувствовалось прекрасное угасание, которым любовался лис каждый раз, когда она приходила, садилась за небольшой столик и заказывала это самое блюдо. Приходила ли Лин за обедом, или же она просто искала повод для разговора с холдом, самому Гуймихо было не известно. Но каждые несколько дней он исправно делал заготовки и варил для гостьи наваристую похлёбку.

От воспоминаний разыгрался аппетит. Поэтому закончив с нарезкой овощей, лис плотно закрыл крышкой ёмкость с ними и отнёс их в подпол, где от холода, спасибо небольшому магическому трюку, на стенах рос иней. Взяв с собой небольшой кусок вырезки, припасённый специально для себя любимого, Гуймихо вернулся к рабочему столу. Слабые огоньки повисли вокруг лежащего куска мяса, создавая рядом с ним температуру, несколько превышающую комнатную, чтобы слегка подмороженный продукт пришёл в должный вид. А в это время лис уже вовсю чистил и нарезал картофель, ловко орудуя ножом. Цок-цок-цок. Нож быстро стучал по деревянной разделочной доске, расчленяя корнеплод на калиброванные кусочки. Цок. Гуймихо недовольно шипит и слизывает быстро выступающую из пореза на пальце кровь. Что-то снова отвлекает его, и лучше этому «чему-то» наконец показаться перед лисом и перестать действовать на нервы.

Картофель отправился в печь за компанию с душистыми травами и раздавленной долькой чеснока. И только лис собирался взяться за разделку вырезки, как чуткие уши уловили шаги за дверью, за которыми последовал стук, но ночной гость входить не спешил. Ругнувшись, Гуймихо бросил нож на  стол и, поспешно вытирая руки об фартук, пошёл открывать дверь сам.

- Мы уже закры… Священное пламя, что должно было произойти, что ты наконец спустился ко мне со своей горы?! – Джуну не нужно было снимать капюшон, чтобы лис узнал его. Обоняние и слух часто рассказывали девятихвостому больше, чем зрение. И сейчас он отчётливо слышал запах страха и отчаянное биение сердца, будто тивад сюда бегом бежал. Что-то было явно не так, и Гуймихо с сума сходил от любопытства, что же именно.

- Скорее, заходи, - холд мягко положил руку на плечо Джуна, поскорее запуская того в дом и закрывая за ним дверь на засов. Гуймихо отодвигает от одного из столов стул и спешит помочь юноше с накидкой, развязывает узелок, удерживающий её на плечах тивада, снимает и… грязно ругается на нескольких людских языках сразу, которые магия Сказки услужливо переводит. - Какого чёрта?

Отредактировано Гуймихо (2020-08-17 23:56:57)

«Ну же, лис, держи себя в руках», - мысленно твердил Гуймихо, пытаясь утихомирить нарастающий гнев, который быстро сменил собой удивление. Не было смысла злиться на это жалкое существо, сидящее перед ним и пытающееся не впасть в истерику. Не было смысла хмурить брови и скрежетать зубами. Не было абсолютно никакого смысла убивать так отчаянно любящего его фейри. Он всегда был лишь жертвой: жертвой проклятия или же жертвой девятихвостого лжеца. Сейчас же Джун был больше похож на фарфоровую статуэтку, с которой заигрались дети – разбитый, жалкий, отчаявшийся. Разбить его в крошку или же бережно склеить обратно – такой выбор стоял перед Гуймихо. И выбор был очевиден.

- Это не похоже на проклятье или любую другую тёмную магию, - лис присел на корточки перед тивадом, держа в ладони крохотный белоснежный огонёк, который совершенно не реагировал ни на что, сколько бы Гуймихо не водил им рядом с Джуном. Однако стоило холду поднести трепещущую искру чуть ближе к груди юноши, та резко погасла. Вовремя спохватившись, лис быстро сжал ладонь, будто это он погасил собственное пламя. Гораздо труднее было скрыть собственное искреннее удивление. Оставалось только надеяться, что юноша не заметил то, как дёрнулись брови лиса и расширились на секунду глаза. Его догадки подтверждались, а на душе разливалось благодатное тепло, изгоняющее ярость и разочарование.  Всё оказалось куда лучше, чем казалось изначально.

Нужно было лишь разжечь в этом драконе искру. Любым доступным образом.

- Тсс, не пытайся напрягать связки впустую, мы ещё не знаем, что с ними произошло, - состояние тивада становилось всё более и более любопытным. Гуймихо взял кисти Джуна в свои руки, мягко касаясь губами тускло светящихся зелёным пальцев. В этих руках больше не было магии, лишь жалкое её эхо, испуганно мечущееся в чёрной пустоте. Отпустив ладони тивада, лис аккуратно поправил ему торчащую из-за рогов прядку и, не удержавшись, коснулся шершавой поверхности роскошных наростов, отныне венчающих голову целителя. Немой, лишённый магии, но оттого ещё более притягательный.

- Ты всё равно прекрасен, - заворожённо выдохнул Гуймихо, нежно гладя большими пальцами скулы, покрытые блестящими, будто драгоценные камушки, чешуйками. Нужно было лишь правильно склеить эту разбитую куклу, дополнив раскалённым жидким золотом, чтобы она стала красивее прежнего. Зачем? Чтобы наиграться вдоволь, пока она не разлетится на мелкие осколки. – Я сделаю всё, чтобы вернуть тебе голос и магию.

Гуймихо бросил взгляд на лежащие на столе обломки проклятой печати, которая теперь была просто кучкой мусора. С трудом сдерживая гримасу разочарования, он выпрямился во весь рост и сгрёб ладонью то, что осталось от могущественного артефакта и спрятал в карман. Холд понятия не имел, зачем ему нужен был этот хлам, но, наконец заполучив печать, пусть и в таком убогом виде, он чувствовал некое удовлетворение.

Увидев взволнованный взгляд и судорожные, но благо достаточно понятные жесты Джуна, лис поспешил к ящику, где он хранил деньги и записи, включающие в себя учёт проданного и закупленного. Взяв пустой свиток, склянку с чернилами и кисть – Гуймихо предпочитал вести записи по старинке – холд вернулся к своему гостю, поставил канцелярские принадлежности перед ним и замер, задумчиво принюхиваясь. Он совершенно забыл про готовящийся ужин! Ругнувшись, лис бросился к печи, со страхом заглядывая в противень с картошкой. К его счастью, всё было в порядке. Пока Джун излагал произошедшее с ним, Гуймихо закончил приготовления: разделил вырезку на аккуратные пухлые кусочки, быстро обжарил их в душистом масле с травами, запечатав внутри всю сочность мяса, и подал на двух тарелках, дополнив блюдо густым сливочно-чесночным соусом и гарниром из запечённого картофеля.

- Тебе нужно поесть, твоё тело истощено, - поставил тарелки на стол девятихвостый и вернулся к своему рабочему месту за двумя стаканами и початой бутылкой коньяка. – Накормишь тело, накормишь и душу.

Янтарная жидкость заполнила всего пару сантиметров небольших стаканов – не больше, чем на один глоток, но достаточно, чтобы согреть и успокоить тивада. На всякий случай, в одном из ящиков у лиса была спрятана ещё одна такая же непочатая бутылка.