Черт побери.

Какова вероятность того, что из лучшего друга гильдии Границ ты за минуту можешь превратиться в их врага? Какова вероятность того, что твой охуенно продуманный и четко выверенный план пойдет псам под хвост в последние мгновения? Она ничтожна мала, практически сведена к нулю, эта вероятность. Но все-таки почему она имела место быть. Эти бравые парни, что гонятся за мной, даже имеют на то причину. В самом деле, будь я на них месте, бежал бы еще усерднее, ведь не каждый день проебываешь сто тысяч лайнов, но в данный момент я даже рад, что они за мной не поспевают. Темные улицы Валдена мелькают перед глазами смазанной каруселью, и я до сих пор удивляюсь тому, что в состоянии различать поворот за поворотом, а уж тем более бежать. Легкие нещадно дерет от лихорадочного дыхания, а разорванный бок грозится затопить болью все мое существо.

- А ну стой!

Ага, конечно. Парень, да ты так запыхаешься, что скоро мое человеколюбие возьмет вверх и я сбавлю темп! Джину становится смешно от этого злого выкрика позади, что хочется остановиться и посмеяться в голос. А это означает, что силы его на исходе, и рано или поздно эти товарищи его нагонят. Чего ни в коем случае не должно было произойти, если, конечно же, он не планировал окончить свою жизнь еще более глупо и бесславно.

План был роскошен, продуман и прост, потому что это, черт возьми, был его план. А потом оказалось, что в Границах затесался кто-то из бывших Стражей. И узнал его лицо. Черт бы побрал этого ублюдка, Джин ведь должен был предусмотреть этот момент, обезопасить себя от любых бывших связей, но именно в эти дни достать новое лицо не предоставлялось возможности. Действовать пришлось на свой страх и риск, и, о господи, как же он объебался. Ошибаются все, но собственная крутость и безнаказанность настолько вскружили голову, что он упустил одну из важных деталей, ставшей в последствии роковой.

- Стой, ублюдок! - прозвучал выстрел, дробью из ружья разнесло в щепки ящики, мимо которых он пробегал, чудом не задев его ноги. О, я прекрасно знаю, почему ты злишься, мальчик. Потому что тебя научили стрелять по статичным целям, а я, сукин сын, бегу, и ты ничего не можешь с этим поделать. Ибо ты и твой напарник выдохлись как плохое вино еще три квартала назад. Ноги тяжелеют, двигаться получается уже с заметным трудом, еще немного и он выроет себе могилу, если не придумает, как выбраться из данной ситуации. Неизвестно, какие боги все же услышали его, но на очередном повороте в узкую подворотню Хада заприметил гостеприимно приоткрытую заднюю дверь какого-то заведения. Тонкая полоска света падала на землю, изнутри слышался шум и гомон, должно быть, очередной трактир или бар, но мужчину это сейчас волновало в самую последнюю очередь. Юркнув в проем и максимально тихо задвинув за собою дверь, он прислонился к ней спиной, дыша как загнанное животное, пытаясь через шум ниагарского водопада в ушах расслышать звуки снаружи. Топот и окрики пронеслись мимо и вскоре стихли. Облегчение волной растеклось по телу, и Джин точно бы упал прямо тут, волевым усилием заставив себя удержаться на ногах. Пока внезапно не встретился взглядом с ошарашенным молодым человеком, который все это время стоял здесь, в этом узком коридорчике, держа в руках какую-то бутыль.

Хада - и откуда только силы брались?.. - молниеносным рывком преодолел разделявшее их расстояние, прижал светловолосого незнакомца к стене и, придавив горло предплечьем, хищно прошипел ему в лицо:

- Ни звука, иначе я сломаю тебе шею быстрее, чем ты успеешь произнести слово "мама", - Джин, наверняка, выглядел довольно пугающе: растрепанный, шрам этот жуткий через лицо, белесый ослепший глаз; заляпанная в крови рубашка, разодранная в некоторых местах, не скрывала глубоких резных ран на торсе. Да и общее состояние мужчины оставляло желать лучшего, было видно, что на ногах он держится только благодаря адреналину и титаническими усилиями.

Сребровласка мало того, что не начал его бояться, как любой другой порядочный человек, так еще и бесстрашно вызвался ему, только что угрожавшему, помочь! В голове не укладывалось такое поведение, слишком отличное от привычного стериотипа, но Джин решил подумать об этом потом, на досуге. Мужчина отлип от стены и поднырнул к нему под руку, помогая удержаться на ногах. Не смотря на разницу в росте - Джин был выше практически на целую голову - облегчением было опереться о него и позволить себя вести. Все инстинкты вопили о том, что нельзя вот расслабляться, что это может быть ловушкой, что... Джин не слушал. Он позволит. Но если будет хоть один мельчайший намек, хоть одна угроза его жизни - он этого так просто не оптпустит.

На какое-то время он вовсе выпал из реальности, похоже, отключившись. Картинки будто в замедленной съемке сменялись перед его лицом одна за другой. Вот смазанный взгляд отмечает заляпанный его кровью пол. Щелк. Следом идут ступени и собственные ноги, кажущиеся ему чужими, слишком тяжелыми и грузными. Джин с большим трудом заставлял собственное тело двигаться, адреналин выветрился из крови, и на его место пришла смертельная усталость.

– Может быть в следующий раз вы попробуете забраться в окно? - Хада чуть повернул голову в сторону изрядно запыхавшегося собеседника и тихо хмыкнул, оценив юмор. Не смотря на кажущуюся худобу, весил он все-таки не как пушинка. Мало приятного тащить на себе взрослого мужика, да еще и по лестнице. Да когда уже кончатся эти треклятые ступеньки??

Путь казался каким-то бесконечным, время растянулось, как прилипшая к подошве ботинка жвачка, томительными секундами отсчитывая ритм. Тук, тук, тук. Кровь стучала в висках, заглушая собственное тяжелое дыхание, и Джин даже посмел обрадоваться, когда они наконец оказались в помещении. На кровать опустился с грацией раненого крокодила, потолок перед плавающим взором покачивался, давая ощущение того, что он находился где-нибудь на корабле. И вообще это все происходило сейчас не с ним, сам он был далеко-далеко... Оставалось только закрыть глаза и отдать себя этим убаюкивающим волнам.

В  поле зрения возникло обеспокоенное лицо. Джин попытался сфокусироваться на нем, как на единственном живом источнике. Поморщился, сдавленно зашипев, когда к ранам прижалась тряпка, вцепился в нее пальцами, стиснув ткань до побелевших костяшек. Боль, ставшая его постоянным спутником за последние полчаса, с новой силой вгрызлась в его бок, и ему оставалось лишь молиться, чтобы это поскорее закончилось. Особо даже не вслушиваясь в то, что там бормотал сребровласка, Хада кивнул, прикрыв глаза, и попытался успокоить дыхание. Кто-то учил его, что так проще всего контролировать боль. Глубокий вдох, медленный выдох... Помогало слабо. Если быть честным, то вообще никак, особенно когда больше всего хотелось засунуть руку внутрь и вытащить собственные внутренности, лишь бы перестало болеть.

Парень (юноша? Мужчина? Сложно было навскидку определить возраст, по-крайней мере выглядел тот совсем молодо) продолжал что-то негромко говорить, и его голос в голове Джина слился в неразборчивое бормотание. Пришлось напрячься, чтобы различить чужую речь до более менее связных предложений.

— Может быть вы расскажете хотя бы в общих чертах, что с вами произошло?

Джин не горел абсолютно никаким желанием ни в общих, ни в каких-либо еще чертах рассказывать незнакомцу о своем самом феерическом проебе века. Так облажаться можно было только под каким-нибудь героиновым приходом, а он же был в чистом и незамутненном сознании. Насколько в принципе его сознание может быть чистым само по себе, учитывая некоторые особенности. Он повернул голову к врачу, силясь рассмотреть уплывающее от мутного взора лицо, частично скрытое длинными волосами, что сейчас в полном беспорядке разметались на чужой голове.

- Ты меня здесь не видел, сребровласка, - проговорил медленно, тяжело выдыхая в конце предложения. - Не видел. Не слышал. Не знаешь о моем существовании. Тогда никто тебя не тронет. - такая простая, но длинная фраза отняла не мало сил, и Джин снова притих, экономя силы, которых и так практически не осталось. Не стоило сейчас растрачивать их попусту на тот случай, если понадобится до последнего бороться за собственную шкуру.

Этому парню в самом деле не было смысла беспокоиться о том, что кто-то придет по его душу. Если, конечно же, он не перебегал дорогу Границам или Стражам. Джин же умудрился одной ногой переступить сразу обе.

- ...Я не… собираюсь вас кому-то сдавать. - Джин напрягся, хищно сощурив глаз. Тяжелый взгляд острым лезвием полоснул по врачу. Да, была высока та вероятность, что его могут попытаться продать. За вырученные деньги с его головы можно всю жизнь жить припеваючи и ни в чем себе не отказывать. Хада не мог винить людей за то, что они велись на такое заманчивое, с душком предложение. Будь он на их месте, возможно поступил бы так же. Возможно самолично прикончил бы преступника. Возможно просто закрыл бы глаза. Слишком много этих возможно, слишком много вариантов событий, и никогда не угадаешь, какой из них будет правильным.

В его случае правильным было бы вовсе не ввязываться во все это. Правильные мальчики долго не живут со своими правильными взглядами на мир и слащавой тягой к пацифизму.

Он ничего не ответил, но взгляда - настороженного, опасливого, словно у дикой рыси, не отвел. Промелькни в чужом голосе малейший намек на ложь, и скальпель оказался бы в чужом горле. Да, ему стоит быть благодарным за спасение своей шкуры, ответить что-нибудь пафосное в стиле "Я обязан вам жизнью" или "Вы спасли меня от верной гибели, как мне вас отблагодарить?" Вскоре с зашиванием ран было покончено, и художник не сдержал облегченного вздоха. Теперь, когда внутренности не грозили вывалиться из брюха при неосторожном жесте, он чувствовал себя немного спокойнее. Слабость никуда не ушла, лишь усилилась еще больше. Его знобило и мелко потряхивало, кончики пальцев сводило от холода, в то время как остальное тело ощущалось полыхающим в огне. С трудом со стоном приняв сидячее положение - его затошнило, когда картинка перед глазами зашлась круговертью от смены положения в пространстве - Джин устало оперся о подставленное плечо, практически навалившись всем весом на несчастного парня. Светловолосая макушка была прямо перед его лицом, и он уставился на серебристые, практически белые пряди, отмечая, как играют на них блики света, переливаясь.

К плотному запаху крови, повисшему в помещении, примешался приятный аромат трав. Вдохнув поглубже, Хада оперся свободной рукой о край постели, дабы совсем уж не давить на целителя, пока тот возился с перевязкой. Вышло чуть криво, но плотно. Он потрогал свой бок, скрытый толстым слоем марли и вздохнул, встречаясь с внимательным изучающим взглядом. И тут возникла дилемма. По-хорошему он не имел права задерживаться здесь дольше. Преследователи могут сообразить начать осматривать все ближайшие дома в этом квартале, и кто знает, не вломятся ли они в этот бар? Не то чтобы его волновала судьба сребровласки, случись такое, но платить злом за добро не хотелось. А еще меньше хотелось куда-либо идти. Умом Джин понимал, что дальше пары метров он никуда не уйдет, просто не в состоянии физически. Раздраженный, он нахмурился, размышляя.

- Хорошо, - наконец прошелестел он, соглашаясь на выдвинутые условия.

— Вам не стоило так рано просыпаться, Джин.

А тебе стоило не пускать в свой дом серийного убийцу, кушать кашу по утрам, слушать маму с папой и не связываться с опасными дядями. И что из всего этого вышло? - подумалось ему, пока он с кривым росчерком вместо ухмылки разглядывал встрепанного со сна парня. Для Джина это был хороший знак, раз находятся силы язвить - пусть даже пока что мысленно - значит, его жизни ничего не угрожает. И не из таких передряг выбирался, благо заживало все на нем как на собаке. Оставалась разве что шкура, щедро усыпанная шрамами, как юное лицо школьника - веснушками. Шрамов у Джина было много, с избытком хватит на троих. Помимо жуткого продольного через все лицо, ими так же были покрыты спина, плечи и торс. Меньше следов было на ногах, как говорится, быстрые ноги... ничего не боятся, да.

Тут главное не начать активно влипать куда-либо раньше времени, пока не затянуться раны. А то у него и так были две жопы - одна по жизни, другая в штанах.

С чужой помощью - чувствовать себя таким беспомощным было отвратительно до тошноты и рези в желудке - Хада сел на постели, прижимая руку к забинтованному боку, будто таким образом мог уменьшить ноющую боль. Откинувшись на подушку, он проследил взглядом за светловолосым, скептично покосился на стакан с подозрительный содержимым, не горя желанием ни узнавать, что там в составе, ни тем более употреблять это пойло.

- ...пожалуйста, постарайтесь выпить это, - Джин страдальчески скривился, глядя на впихнутый ему в руки стакан. Почему все лекарственные штучки постоянно на внешний вид и на вкус такие ужасные? Неужели медики, изобретавшие всякого рода вакцины, не могут придать нормальный вкус своему пойлу? Причем, чем эффективнее было лекарство, тем, как право, ужаснее оно было по вкусовым ощущениям. — Вкус отвратительный, но оно вам поможет.

Единственное, что мне поможет, это срочная лоботомия без наркоза. Или выстрел в висок. Но вслух он ничего такого говорить конечно же не стал, ни к чему было обижать добродушно настроенного человека, который - Джин снова неохотно напомнил себе - спас ему жизнь и сейчас пытается поднять на ноги. Возможно, просто хочет побыстрее избавиться от подозрительного типа в своем доме, особенно учитывая обстоятельства, при которых Хада в этом самом доме оказался.

— Может вам нужно что-то ещё?

- Воды, - напомнил он тихо, разлепив потрескавшиеся сухие губы и поморщившись. Язык ворочался с трудом и казался неповоротливым распухшим куском мяса, чужим и ему не принадлежавшим. Пить хотелось до зуда в печенке, и Джин с радостью бы осушил кастрюлю воды, чем это сомнительное пойло. Впрочем, выпить все равно его придется, самому же на благо. Чем быстрее он встанет на ноги, тем скорее сможет разобраться с возникшими проблемами. Воспоминания о произошедшем вчера навалились на него мертвым грузом, и мужчина заметно помрачнел, стискивая стакан пальцами.

До него не сразу дошел смысл чужого удивления и последовавшего за ним вопроса. Казалось бы, что такого странного в том, что ты видишь незнакомца перед собой? Что-то тоненько свербело на краю сознания, подсказывая, что не совсем уж незнакомца. Имени Джин, правда, так еще и не узнал, но это было не так критично, прицепившееся "Сребровласка" вполне его устраивало.

- Руки, - прозвучало предупреждающие, когда к нему снова потянулась ладонь. - То, что я позволил себя зашить вовсе не значит, что мне нравится, когда меня трогают... - пробормотал в сторону и неохотно поднял голову, возвращая взгляд на парня.

Для него это давно перестало быть проблемой, жить с осознанием того, что все лица для тебя - как одно. Все лица словно маски, бесформенные, скучные пятна. Художник из Бога был явно так себе, когда тот создавал род людской. Иногда он узнавал определенные черты: походку, запах парфюма или, например, голос. Сейчас, одновременно глядя в чужое лицо и слыша голос, он проводил аналогии в своем мозгу, сопоставляя вчерашнее с текущим. Да, тот же спокойный тихий голос, тот же цвет волос и глаз.

- Я не не узнал, - медленно проговорил, потирая переносицу. - Я уточнил, ты ли это был. Это разные вещи, - сложно было объяснять кому-либо собственное восприятие. Джин вздохнул, покрутил рукой в воздухе, отмахнувшись. - Зрение здесь не при чем. Вижу я прекраснейше, и отсутствие одного глаза мне в этом никак не мешает, - он помолчал немного, раздумывая, стоит ли отвечать на вопросы Сребровласки или просто грубо послать. Второй вариант был более предпочтительным, а учитывая его состояние, Джин предпочел бы проспать еще хотя бы столько же. И хоть и чувствовал он себя уже не так паршиво, как в первые минуты после пробуждения, тем не менее такая большая кровопотеря это вам не шутки.

Ему было неудобно сидеть вот так, и Хада немного сполз, откинув голову назад и уткнувшись затылком о прохладную стену. Голова гудела и словно была набита соломой, через которую мысли текли вяло и неохотно. Взгляд, устремленный куда-то перед собой, стал на мгновение отсутствующим и безразличным, но следом на лицо наползло недовольство.

- Это не зрение, - повторил он. - Мозг. Невозможность идентифицировать личность человека с его внешностью. В данном случае - лицо, как основной показатель.

Джин не помнил, когда это началось. Возможно, когда он был совсем еще ребенком? Он всегда, сколько себя помнит, имел проблемы с узнаванием знакомых и приятелей, а потом просто научился соотносить человека и его особенности поведения. Помогало не всегда, но это было лучше, чем ничего. Во время приступов, разумеется, вовсе ничего не работало, и в такие дни Хада запирался в доме и прятал ключи от самого себя. Лучше бы острые предметы тоже. Не сидел бы тогда сейчас без глаза.

— Это этика. Врачебная этика. То, как я предпочитаю жить. Конкретно вас это не касается. Я и впрямь помогаю всем, кто нуждается в медицинской помощи.

- Дело твое, - не то чтобы он ему поверил, но влезать в чужую голову не собирался. Может, тот таким образом искупает свои грехи из прошлой жизни? - Сколько я тебе буду должен? Не смотри так на меня, - чужой взгляд ощущался чуть ли не кожей, заставив поежиться. - Я не бездомный оборванец, как ты обо мне сначала наверняка подумал, - улыбнулся, как девушки за полторы тысячи йен в час.

Я стал богаче больше, чем на сотню тысяч лайнов за одну ночь и едва не поплатился за это жизнью. Впрочем, вряд ли они спустят это мне с рук и оставят поиски.

Джин ощутимо напрягся, когда парень двинулся по направлению к столу, по-птичьи острый взгляд неотрывно следил за каждый чужим жестом, пытаясь распознать любой намек на опасность. Жесты и мимика на самом деле могут рассказать о человеке гораздо больше, чем внешность или манера речи, ибо и то, и другое можно с легкостью скрыть. Подделать. Нацепить маску. Излюбленное развлечение художника, творца-марионеточника, дергающего своих жертв за тоненькие ниточки.

Сверкнуло сталью, и в чужих руках обнаружился нож. Его Хада заметил сразу же, как и собственный участившийся пульс, но... Чего он никак не мог ожидать и что стало для него полнейшей неожиданность - хотя, казалось бы, он давно утратил возможность удивляться чему-либо, - так это то, что Виктор добровольно всучит оружие ему в руки. Осознанно, глядя в глаза предложит острое лезвие тому, кто несколькими часами ранее угрожал сломать шею, да и в целом настроен был более, чем враждебно. Неизвестно, была ли это утрированная храбрость или попросту наивная глупость, но в кратковременный ступор вогнало точно. Если парень рассчитывал именно на такой результат, то Джину оставалось только молча ему поаплодировать.

Художник опустил глаза на нож, который лег ему в руку так правильно, словно был создан для нее. Небольшой и аккуратный, с плоским тонким лезвием, которым проще проткнуть, чем разрезать. Ему припомнилась одна из его работ, которую Джин нашпиговал такими ножами, будто ежа иголками, и выставил напоказ. Он перевел взгляд на Серебрянку, сощурившись. Довольно изощренный способ самоубийства, если только у него не был припрятан какой-нибудь более коварный план в рукаве. В таком случае он все равно вряд ли успел бы что-то совершить, потому как преодолеть разделявшее их расстояние Джину не составило бы никакого труда, благо сидел парень совсем непозволительно близко. Будто бы... и вовсе не испытывал опасений к тому, от кого следовало бы бежать без оглядки, и уж тем более ни в коем случае не пускать в свой дом.

Впрочем, Джин сам в его дом завалился непрошеным гостем.

Он пытается успокоить твою бдительность. Хада, ты ведь помнишь, к чему приводит легкомысленное доверие? - ядовито шептало во тьме его разума, пока взгляд сверлил по-девичьи тонкую хрупкую шею, едва прикрытую воротником кофты. Где-то там под бледной кожей билась жизнь, которую так просто было оборвать. Ему хватило бы своих рук, никакого оружия. Так близко, так интимно, сомкнуть их вокруг чужого горла. Ощущение того, что ты контролируешь чужое дыхание, по капле выжимая жизнь и глядя в панику осознания в чужих глазах - оно ни с чем не сравнимо.

Он встрепенулся, и картинка перед его глазами пропала так же быстро, как и возникла. Нож все еще был в его руках, парень все так же продолжал возмущенно о чем-то говорить. Половину слов его тирады Джин попросту прослушал, выпав из реальности.

— Я притащил вас к себе в постель и всю ночь за вами ухаживал, а вы...

- Я не просил об этом! - взвился мужчина, зашипев. - Моя жизнь принадлежит только мне и ответственность за нее несу лишь только я, не нужно этой патетики, доктор. Я, конечно, очень благодарен, что вы мою тушу заштопали, и я даже предложил вам за это плату, и не надо, НЕ НАДО говорить мне что-то о наглости, - на последнем слове в воздухе тихо просвистело. Нож по самую рукоятку вошел в стену за спиной Виктора, чудом не задев. Пару дюймов левее, и кто-то рисковал бы остаться без глаза, но Джин не просто так взял звание первоклассного стрелка. Движение было выверено полностью до миллиметра, рука не дрогнула ни на йоту, иначе все закончилось бы совсем печально. Он тяжело дышал после своей вспышки, глядя в лицо напротив.

— Не стоит так на меня смотреть. Даже если вы сидели, я вас не помню. Или, что вероятнее — просто не знаю. Я работал там давно, очень давно. Двенадцать лет назад, - вероятность их встречи в прошлом отпала. Не совпадало время, когда Джин провел увлекательное турне за решеткой и работа этого человека. Значит, дело было не в узнавании.

Он знает. Знает. Знает. Волны паранойи захлестывали с головой, грозя утопить в себе. Тебе не нужны свидетели, Хада Джин. Тебе нужны ценители твоего искусства, зрители, которые смогу по достоинству оценить работы, выходящие из-под твоей руки. Ты уже представлял, как раскроешь его внутреннюю красоту? Что ты видишь? Голову заполняли черные мысли. Мысли-мыслишки, маленькие нейролептические мышки, своими тонкими лапками забирающиеся внутрь через глаз. Картинка перед взором рябила, шла волнами, будто порыв ветра по ровной водной глади. Безумие тягучей паутиной окутывало слабо сопротивляющйся разум, отравляя ядом отчаянного

- Не нужны, - прохрипел он, вслух отвечая самому себе, руки мелко затряслись. - Все можно изменить... Все страдают, боли слишком много вокруг... - его слова были похоже на бред сумасшедшего, несвязные друг с другом и совсем лишенные смысла. Блуждающий взгляд соскользнул с лица Виктора и снова вернулся на него, зрачок истерично дрожал. - Уходи. Живо уходи. Ради твоей же безопасности.

Джин наблюдал за происходящим словно бы через толстенное непробиваемое стекло, видя свои действия со стороны, не в состоянии никак на них повлиять. Загнанный в ловушку собственного разума, он мог лишь бессильно смотреть, отчаянно желая, чтобы это все поскорее закончилось. Но оно не заканчивалось, и это выворачивало наизнанку всю его сущность.

Дверь распахнулась, привлекая внимание встрепенувшегося на звук мужчины. Блуждающий, полубезумный взгляд метнулся от одной фигуры к другой, машинально фиксируя количество потенциальных врагов, и Джин подобрался, на шаг отступив назад, едва не разрезав ступни об разбитое стекло. Из-под встрепанных темных волос сверкнули первородной яростью глаза. Глаза не человека - дикого зверя, загнанного в угол, который скорее отгрызет попавшую в капкан лапу, чем сдастся охотникам. Вскрывать себе горло или что-либо отгрызать Хада не торопился, но вот броситься на того, кто в его понимании мог предоставлять угрозу, мог вполне себе.

Бугай, что был ненамного выше него самого, решительно двинулся вперед, и Джин молча попятился, весь напряженный, как струна. Казалось, только тронь, и зазвенит в воздухе, лопнет напряжение, будто воздушный шарик. В его случае шарик был наполнен ядом пополам с кровью. Чужая рука легла на плечо, его попытались схватить, но тело художника действовало само на въевшихся под кожу рефлексах. Хада выбросил вперед руку, в которой был зажат подобранный с пола осколок, глубоко вонзив его в бедро мужчины. Дернул на себя, разрывая рану, кровь хлынула ручьем, забрызгав пол и самого Джина. По-хорошему целиться нужно было вообще в горло, но из такого положения до чужой шеи он просто не дотягивался, поэтому пришлось бить туда, куда доставал. В воздухе терпко запахло кровью. Воспользовавшись тем, что на мгновение хватка ослабла, Джин змеей вывернулся из чужих рук, отпрыгнув в сторону с необычайной для раненого прытью. Взгляд метнулся в сторону выхода, единственное его спасение отсюда, но на пути стоял второй человек. Смутное осознание, узнавание мелькнуло на его лице при виде волос цвета жидкого серебра, но раздумывать об этом было некогда. Человек мешал. Человек загораживал выход, его свободу.

Спаси себя - убей их всех.

Сложно сконцентрироваться, когда в висках бьется отчаянное убейубейубейубей, а взор застилает рябящая алая пелена. Комната тряслась в каком-то эпилептическом припадке, будто коробочка, которую какой-то умник смеха ради решил потрясти, и ему отчаянно хотелось крикнуть "ХВАТИТ". Тело двигалось само, не слушая ни команды хозяина, ни думая о разумности совершаемых действий. Все так же не издав ни звука, он бросился на Виктора. Руки, скользкие от крови, сомкнулись вокруг его горла, и они вдвоем с грохотом повалились на пол. Сколько раз он ломал чужие шеи голыми руками, сворачивал, с интересом вслушиваясь в оглушительный хруст ломающихся позвонков, подобный выстрелу в тишине. Тела после этого падали как подкошенные, изломанные, использованные марионетки, которые уже никогда не станцуют свой танец.

Меньше, чем за полчаса превратиться из человека в животное, движимое только инстинктами. Безумие творило страшные вещи с людьми, никого не щадило, забирая в свои смертельные объятья слабых и ломая сильных. Сознание отказывалось принимать участие в этой пляске смерти.

Джин смотрел в глаза парня под ним, держа под контролем чужую жизнь, лицо его было пугающе ледяным, безэмоциональным. Как маска. Лишь глаз горел такой безумной яростью, что после нее не оставалось даже пепелища. На белоснежных бинтах расползалось багровое пятно, боку стало влажно и горячо - от такого рывка, похоже, повредились ранее наложенные швы, раны снова кровоточили. Он смотрел, и смотрел, и смотрел, будто желая отпечатать в своей памяти это сладостное мгновение. Мгновение того, когда живые глаза наполнятся ужасом и осознанием.